— Нужно идти, — коротко заключил я.
— Дык только тебя жду…— сидя на стуле сказал Василий, он уже переоделся в карго цвета хаки, и где только он их достал.?
— Ну, отлично, — я кивнул и проверил комплектацию оборудования на запястье правой руки, все ли датчики всё ещё работают, после чего достал из рюкзака уже использованную во время предыдущего рысканья по лесу кобуру и закрепил её на поясе, вместе с сумкой оттуда же.
— Мда, не поранишься? — ехидно вопросил Василий смотря на это действо. — Да и на кой-тебе? С тобой староста идёт, чего тебе боятся? — И ещё одна ехидная улыбка. Какое-то воспоминание кажется попыталось вырваться из глубин памяти, но я так и не понял да и не вспомнил, что только что промелькнуло в мыслях.
— Всегда бывают Форс-мажоры. О пропаже Шурика, вон, тоже никто не парился, — спокойно ответил я, развернувшись и направившись на выход.
— Ну, как знаешь, дело, конечно, твоё. — он подождал пока я оделся и спросил — Ну дак что, в путь?
— Пошли, шаман, — беззлобно усмехнувшись, ответил я и направился в сторону леса, огибая оживлённые участки пути через тропинки.
— А шо я, я ни шо, шаманство не практикую, а это так, травничество. Ну или алхимия, но это прям максимум чем можно охарактеризовать меня — Произнёс Василий идя следом за мной и явно зная дорогу.
…Вскоре мы вошли в лес. Сейчас он был ещё светлым и здесь было легко пройти. Однако, видимо, и я, и Василий знали-чем дальше, тем лес плотнее, темнее. И опаснее.
— К сожалению, респираторов у нас нет, так что… в случае чего-будем обходить, — бросил я, продвигаясь вперёд. — Фонарик есть?
— А на кой он мне? Не имею данного агрегата. — Ответил Василий расслабленно и спокойно, видимо ничего не опасаясь или не просто не подавая виду что сосредоточен.
— Лишним не будет, совсем, — ответил я сухо.
Меж тем, чем глубже мы пробилась, тем больше чуйка моя беспокоилась. И, видать, не зря-в один момент земля резко пропала под ногами и я кубарем покатился по какому-то склону вниз, так и не ухватившись ни за один из корней.
Катился я, к счастью, не долго и уже через метров десять упал на землю, на берегу болотца, в ещё большей глубине леса. Когда я оглянулся назад, я даже почти не удивился-Василий, как заправский примат гориллы, спускался ко мне, перепрыгивая с ветки на ветку, удивительно даже что ветки почти не ломались, а лишь сильно похрустывали. Когда он спрыгнул с дерева прямо передо мной последовал вопрос:
— Ты как, ковбой, не отстрелялся?
— Жить буду, — я поднял вверх большой палец и встал на ноги, не без помощи Василия, после чего осмотрелся.
— Болото — констатировал Василий, широко расставив руки.
Болото располагалось на дне достаточно глубокого и длинного овражка и было застелено лёгкой дымкой. Впереди, на другом конце оврага, виднелся покосившийся дом.
— Выбор у нас небольшой… — я глянул на крутой обрыв, что принёс нас сюда. —…Так что, думаю, стоит идти вперёд.
…Чем дальше мы продвигались к домику, тем это было труднее-путь был крайне извилистый, нам нередко приходилось поворачивать назад и искать другую тропу сквозь топь. Кроме того, воздух тут был явно не самый чистый, но не критично грязный-датчики, всё же, ещё не кричали о смертельной опасности (хотя иногда их показания приближались к подобным отметкам), да и идти нам более некуда.
Следом ко всему сверху прибавились ещё глюки-так на небольшом островке, чуть поотдаль от нашей тропки, сидел человек в обычной летней одежде-шорты, да майка — и что-то выглядывал в воде, а после растворился в воздухе. И чем дальше мы шли, тем чаще появлялись эти «призраки» и «глюки», и тем более масштабные сцены они разыгрывали. Вот, стоя по колено в воде, от мутантов отстреливался хорошо снаряжённый квад «Долга», вот несколько сталкеров сидели у костра, обедая крысами, вот в пустоту разряжает барабан револьвера человек в коричневом плаще. Все эти короткие сценки, первоочередно из жизни сталкерской, сопровождались криками, рёвами и выстрелами, что словно отражались от крон деревьев, никуда не деваясь и складываясь в какофонию звуков, буквально оглушая.
Но вот, пройдя через болото, мы, наконец, подошли к дому. Однако и сейчас не пошло без приключений-нас ослепила яркая вспышка, а после отовсюду показались тёмные силуэты. Они выростали и показывались отовсюду-из деревьев и стен, из-под земли и воды, пытались схватить и удержать, кричали и выли.
С трудом зацепившись за остатки дверного проёма, я попытался выбраться из обхвата призраков. Однако гнилое дерево не выдержало и мне пришлось ухватиться уже за стену, которая хоть как-то держалась.
Превозмогая сквозь вновь занывшие мышцы и пытаясь тащить с собой Василия, я, всё же, смог перевалиться за порог, однако тут же из-под воды показалось щупальце, словно состоящее из гибкого дерева, что хлыстнуло Василия по спине, а после-утянуло под воду.
— Твою мать, Василий! — я ругнулся и, едва не по-инерции, отползя глубже в здание, поднялся на ноги.
Твари уже и след простыл, что, в целом, стоило ожидать, так же не было видно следов моего напарника.
Призраки, не достав меня внутри, отступили и исчезли, оставив меня наедине с самим собой.
Дом, внутри которого я оказался, выглядел не лучше, чем снаружи-на сыром, местами сгнившем, дереве отсутствовали какие-либо обои, лишь голые деревянные доски, между которыми виднелись срубы, которые так же были подвержены влиянию времени и атмосферы вокруг, даже интересно, как это гнильё ещё не разрушилось. Крыша протекала, но, хотя бы, была. Пол местами провалился и отсутствовал, отчего лужи с болотной водой и влажная земля были и внутри. Оказался я, видимо, в прихожей-гостинной- из мебели здесь было несколько диванов и стульев, поставленных вокруг столика напротив входа, а рядом стоял огромный шкаф, так же гнилой и наполненный тряпьём, влево и вправо от помещения было ещё две комнаты. Комната справа по-видимому была кухней-здесь стоял большой круглый стол, сломанные табуретки, а так же кухонные столики и шкафчики, занимающие большую часть пространства, холодильник и плита же представляли из себя две груды насквозь ржавого металла. Было тут и окно на противоположной от входа в дом стене, однако заколоченное. В соседней комнате дела обстояли интересней-напротив входа стоял шкаф, правее кровать и тумбочка, а уже напротив них-письменный стол, за которым, облокотившись на него, сидел скелет в обрывках одежды. Так же, как и на кухне, здесь было заколоченное окно. Подойдя к скелету, я откинул его на спинку стула. Под собой он прятал диктофон и ПМ. Однако если второй уже не подлежал никакой починке, то вот с записывающим устройством дела обстояли куда лучше-я даже смог включить его.
После резкой вспышки, я всё так же стоял на том же месте, в той же комнате. Однако место скелета за столом занял ещё живой мужчина, средних лет, европейской внешности, он был лыс, но на его лице была достаточно давняя щетина. Одет он был в запачканную военную форму ещё советского образца. Он возился с диктофоном, а пистолет, ещё способный стрелять, лежал рядом.
Наконец, закончив с техникой, он сглотнул и, включив кнопку начала записи, стал говорить:
— Это конец. Я надеюсь, что это запись ещё пригодится хоть кому-то, тогда всё не напрасно, что нас отправили на убой не просто так… Всё началось несколько дней назад. Меня, как и ещё трёх солдат, поставили к шестёрке зеков, как охрану, после чего отправили далеко и надолго. Подробности знал только дополнительно приставленного к нам научника, сказали, мол, послужите родине, в медальках купаться будите. Ну, мы сразу и смекнули, что нас явно уже в расчёт не берут, как тогда, как летёху, как Женьку… твари, — он крепко сжал кулаки и скрипнул зубами, но, выдохнув, продолжил. — Приказ есть приказ, ослушаться мы не могли. В итоге по указаниям этого доцента приехали в какое-то поле. Вокруг-лес, назад нельзя. Ну, мы и разбили лагерь, да переждали пару дней-всё спокойно было. Научник бегал с приборами, замерял что-то, а мы, все вместе, укрепляли лагерь. Зеки хорошими мужиками оказались, это я сразу понял. Затем, через пару дней, привезли подкрепление, а с ними-припасов, да материалов. В общем, работали по-хлеще рабочих на транссибе, целый блокпост себе ручками отстроили, а учёные эти себе-ещё приборов. И всё бы хорошо-приехали в какую-то глушь, разбили лагерь, отдыхаем, но начальству, с их колокольни, виднее. Отправили нас в лес. Мы и до этого сами на него засматривались, симпатичный такой, большой, наверное, смешанный, но такой густой-хрен пройдёшь небось. Но отправили, всё равно. Шли мы дня два, связь держали. Несколько групп в другую сторону ещё направили. И ничего нового-лес, лес, лес. Казалось, что мы даже заблудились, либо же он совсем бесконечный, но те, кто умел ориентироваться, говорили, что нормально всё, не кругами ходим. Ладно, плюнули, ручейки были, грибы-ягоды тоже, не страшно. Странно, правда, было, что животных мы вообще не видели. А на третий день связь пропала. Пробовали назад пойти, вдруг просто зона обхвата, но куда там-мёртвая тишина, причём сразу, резко, словно и не было её тут никогда, даже без помех. Ну, а потом… потом мы увидели отряд Кости, а они-увидели нас. Точнее… это уже не они были. Не они. Не знаю, как я ушёл, но жив остался. Остальные-кто куда. Со мной, правда, два зека ушло. Косой и Рельса. А потом нас нашли, на четвёртый день. Лес свободнее стал, вышли на тропу, а тут бац-под Рельсой земля провалилась и он провалился в тоннель какой-то. Там неглубоко было, не больше метров трёх, но он, зараза, ногу сломал. Лежит, кричит, кашляет, душно, говорит ему, внизу, грустно без Калёного, а ещё с ними страшно. Ну, а пока мы с Косым за верёвкой хватались, он уже уполз. Сначала звали, пока слышали его, а потом притих, мгновенно. Шли потом внимательно, целые сутки, тропа снова пропала, и снова появилась, уже другая. Вышли к забору кирпичному, красному, с решёткой сверху. Я Косого подсадил, он, радостный, залез наверх, и тут же блеванул. Говорит, что там, за забором, словно ГУЛаг летний-куча домов каких-то, везде кровь, останки, и вообще хрен знает ещё что. Потом с той стороны был шорох. Косой как заорал, попытался соскочить, но ему что-то оттуда успело с руки левой два пальца оттяпать. Я уже даже и не помню как мы с ним оттуда убежали и как я ему руку перевязал. А в итоге провалились во второй раз. Он себе левую руку вывихнул, но я правил, стерпел он. Глядим-болото, ещё туман этот, идём по нему, а деревья сверху только плотнее стали, словно стена. Я пока шёл ещё и глюки видел, Чечню видел, сослуживцев своих, джигитов этих… останки их всех, Грозный, танки… ух мать. А Косой говорит, что нет, никакая это не Чеченская, а преступление его, жена, свекровь, коллекторы, все мёртвые, суд, а как до домика дошли, он встал. Показывает на кочку в тумане и говорит, дескать, смотри, дочурка моя… тоже, попавшая под руку, и плачет. Я туда фонарём, а там и не девочка ни какая, там Женька… куски его. А Косой как завопит, убери-убери фонарь, глазам больно. Выбил у меня из рук фонарь, в воду, а потом, за глаза схватившись, на колени упал и поплыл через болото, к кочке той. Но утоп тут же-повылазили руки изо всех щелей, да и цапнули его. И меня схватили, но я в дом этот… теперь тут сижу. Вода уже вышла вся, еда тоже. А вот они… они ещё тут. Они меня не получат, пусть даже не надеются, падлы! — Он загоготал, а в заколоченное окно прошёл мощный удар, однако доски выдержали, после этого говорящий продолжил уже спокойнее. — Если вы это слушаете, и у вас есть возможность выбраться, то… убирайтесь! Убирайтесь отсюда, немедленно, здесь нельзя, нигде. Это плохой лес, здесь плохо, и в болоте тоже, везде. Убирайтесь, ищите выход!