И они наперебой подкармливали ребенка тем, в чем он, на самом деле, не нуждался. После очередных криков отца – криков прилюдных, что Мелеагант не достоин короны, что его удел – пасти гусей с идиотами, что он вообще ему не сын, а так – ублюдок, советники давали Мелеаганту то пирожное, то какую-нибудь карамельную сладость.
Они жалели его. Мелеаганта воротило от сладкого, которое неизменно давалось ему в состоянии, когда вся душа его чернела от боли, а мир он видел сквозь подступающие слезы.
И вот сейчас…
***
Пару дней спустя Ланселот спускался по лестницам, вспоминая каждую деталь недавнего разговора с Мелеагантом. Что-то было не так во всем этом. Что-то неладное...
Но у Ланселота были свои дела, и он справедливо полагал, что кто-то, кто умнее его, разберется с проблемами де Горра, и не успел он укрепиться в этой мысли, спустившись во двор, как всякие мысли покинули его – он услышал вопли.
Нет, вопли были делом обычным, и Ланселот насторожился бы скорее от тишины. Но он узнал голос, и ему не понравилось это.
Голос принадлежал священнику земли де Горр – Мэтту Марсеру. Мэтт был человеком противоречивым. Он с одинаковой легкостью совершал преступления в прошлой, мирской своей жизни, мошенничал в трактирных игрищах, воровал, сочинял оскорбительные баллады, и при этом всегда отдавал нищим последние гроши, не делал никакого жестокого зла, не убивал, и проповедовал добродетель, если мог. Жизнь вела его путь в разные стороны, тянула, испытывала.
Она провела путь Марсера, сделав его и шутом, и бардом, и романтиком, и поваром, и бродягой и привела его в священники, чем он был доволен. Сам Мэтт был таким противоречивым, что Ланселота не отпускало странное чувство того, что священник мог с такой же вероятностью стать каким-нибудь злодеем. натура его столь двойственна, что все ему удается! Даже не осудишь его толком за грехи прошлые...
Мелеагант пытался, да не смог - за его преступления было много показаний, но свидетельств его доброты и жертв тоже хватало. несчастный Мелеагант судил его раз, другой, третий, а потом пожаловался Лилиан:
-Мой суд в третий раз его оправдал. что делать?
Лилиан, тепло относившаяся к Мэтту, посоветовала:
-Смени подозреваемого! так вопрос и был закрыт.
Ланселот же приблизился на звуки воплей к часовенке, и скользнул на порог. Картина, открывшаяся ему, была удивительна – Моргана и Мэтт Марсер, который даже в приступе скандала сохранил какие-то черты проповедника, стояли друг против друга, разделенные столом.
-Да я тебя крещу! – громыхнул Мэтт и угрожающе возвел руку к небу, вернее, к потолку, как бы призывая то в свидетели.
-Да я тебе святую воду кровью окрашу! – огрызнулась Моргана, - уши оборву!
-Покайся, блудница!
-Пошёл к черту, ты ничего не докажешь!
-Господь всё видит, всё слышит…
-Прекратили! – Ланселот не был человеком, который способен перекричать спорщиков, он обычно этого и не делал, но зрелище было не для слабых духом, и Ланселот опасался за обоих противников. – Вы – уважаемые люди! Советница и священник, а устроили? Что тут у вас творится?
Моргана и Мэтт обернулись на него, затем наперебой поспешили друг друга обвинить с какой-то неприкрытой детскостью:
-Это он первый начал!
-Это всё она!
-По одному! – Ланселот чувствовал себя единственным взрослым в этой комнате. понятно, что конфликт был не серьезным, иначе бы Моргана себя бы в обиду не дала. Просто захотелось ей поскандалить.
-Это всё… - начала Моргана и Мэтт перебил:
-Трюфели!
И только сейчас Ланселот заметил на столике меж ними коробочку с двенадцатью трюфелями. На коробочке была вырисована буква «М». такими буквами знакомый Ланселоту кондитер подписывал свои коробочки, отмечая первую букву имени заказчика. Ланселот так заказывал для Морганы и видел на своих коробочках «М».
-Найдено. – сообщила Моргана. – А этот говорит, что ему!
-А оно может и мое быть, - не отступал Мэтт. Он вообще был готов отказаться от всего мирского искушения. Почти от всего – за трюфели мог бы и чертика отпеть, благо, местные чертики не нуждались в отпевании.
-Все знают. Что я люблю трюфели! – спорила Моргана.
-И я их люблю. И не все. Я вот не знал, - спорил Мэтт, не то из вредности, не то просто от тоски.
А Ланселот понимал все отчетливее, что «М» относится не к Мэтту и не к Моргане. Она относится к Мелеаганту, но скажи об этом сейчас спорщикам, как же!
-Так, - Ланселот действовал быстро, - вы взрослые люди и ведите себя по-взрослому. Ни ты, ни она не получат всей коробки, потому что скоро ужин, а вы съедите сейчас сладкого и не будете потом есть!
Ланселот оторвал крышечку от коробки и ссыпал на нее шесть конфет, другие шесть оставил на своем месте, затем толкнул в разные стороны: