Архипов первый из-за руля вылез с руками поднятыми, оружие в машине оставил. Бородач ему стволом пистолета на место у стены здания указал, встал там боец. Я, стараясь двигаться как можно незаметней, финку из чехла вытащил, и себе в рукав засунул, манжетой прижав, чтоб не выпала. Сержант заднюю дверь открыл, полезли мы, автоматы в поднятых руках держа. Подходили, кидали их в кучу у крыльца, и в ряд у стены строились. Один Михалыч на переднем сидении неподвижный остался. Я последним вылез, хотел встать к крыльцу поближе, и к негодяю, соответственно. Подошел к куче оружия, автомат в нее кинул. — Пистолет! — хриплый окрик из-за спины женской. Аккуратно, что бы на действия его раньше времени не спровоцировать, двумя пальцами, достал беретту из кобуры, сверху бросил. И встал у стены рядом с Адаром.
Негодяй, посмотрев на нас, рядком с поднятыми руками стоящих, рассмеялся хрипло, Ирину, за воротник сзади схватив, в открытую дверь подъезда откинул, Даньку за волосы взял, и сошел с крыльца, встал перед нами, пистолет у виска мальчишкиного держа. Высокий, крепкий мужик, возрастом за тридцать, в комуфляже, с разгрузкой поясной на ремнях плечевых, черной бородой по самые глаза заросший. Напротив меня стоит, смотрит, улыбается:
— Ну что, военный, поймал меня? Долго ты за мной шел, шакал. Что теперь делать будешь?
Буду делать, сволочь, буду, подожди чуть-чуть. Вижу я, как за его спиной, в автомобиле, старший лейтенант Советской Армии Быстров Алексей подняться пытается, из пистолета в спину бандиту прицелиться. Но подвело, видно, офицера тело израненное. Оступился, и упал в кузове с грохотом.
Джигит дернулся, развернулся в сторону шума, руку с пистолетом от головы Данькиной отвел. И я прыгнул, в полете уже нож из рукава выхватывая. Но резвый противник оказался, ученый и тренированный. Пока летел к нему я, успел он на движение среагировать, развернуться, и стрелять начать. Первая пуля кувалдой мне в живот ударила, ниже сплетения солнечного, вторая в руку левую, моментально плетью обвисшую, видно, кость перебита. Но тут я уже до них достал, сбил тушей своей летящей обоих на землю, и бандита, и пацана. И финку свою, по мирам путешественницу, между ребер слева гаду вбил с размаху. А потом пелена красная накрыла меня с головой, звуки и запахи отсекая окружающие, и темнота кромешная вокруг наступила.
Эпилог № 1
Сумерки уже опустились на Город, и мрачная громада уродливого двадцатиэтажного здания давила на присутствующих, пугающе таращилась в полумраке провалами пустых окон. Гора, на которой стоял этот памятник советскому долгострою, темным пятном выделялась на фоне окружающих ее, по вечернему ярких, городских огней. Пробочные вереницы машин с включенными фарами обтекали склоны со всех сторон, торопясь доставить своих хозяев, отупевших после рабочего дня, к уютным домашним диванам и полным холодильникам, отчерчивая границы инфернального безжизненного пространство места, где когда-то стоял Королевский замок. Принесенный ветрами Атлантики мелкий нудный дождик, послуживший одним из оснований острословам охарактеризовать данную местность, как город дождей, женщин легкого поведения и воинских частей, водяной пылью висел в воздухе, заставлял прохожих морщиться и повыше задирать воротники.
На огороженной старым кривым забором из деревянных щитов, покрытых древними граффити, территории перед входом в здание, обычно безлюдной, сейчас стояли несколько человек. Пятачок покрытой брусчаткой площади был скудно освещен фарами стоящего тут же автомобиля группы быстрого реагирования районного отдела милиции. В круге света, недалеко от перекошенных гранитных ступней крыльца, тряпичной кучей лежало изломанное тело, одетое в городской камуфляж, когда-то светлый, а теперь обильно пропитанный кажущейся черной в сумерках кровью, с неестественно вывернутыми конечностями и расплющенной головой, выплеснувшей содержимое на тесаные камни покрытия. Из-под трупа во все стороны натекла обильная лужа, блестя в луче света матовой поверхностью.
Стоящие поодаль люди к таким зрелищам были привычны. Это была всего лишь часть их повседневной работы, причем, по сравнению с общением с родным руководством, даже не самая неприятная. Они кутались в форменные бушлаты от пронизывающей сырости, поправляли ремни автоматов, висящих на плечах, курили, и негромко переговаривались, обсуждая все, что угодно, но не лежащее перед ними тело. Периодически нарушая угрюмую атмосферу, из открытой двери УАЗика взрыкивала хрипом настроенная на милицейскую волну рация. Прохожих и любопытных зевак здесь не было, поэтому служивые могли со спокойной душой расслабиться, дожидаясь приезда следственно-оперативной группы.