Глава 11
Ему что-то говорили, он не слышал. Задавали вопросы, тормошили. Он отвечал на автомате, на автомате же смеялся, выпивал.
Непонятно, как можно было так облажаться. Как он мог так хотеть этого и всего, и сам же настолько глупо похерить?
Том откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. В голове вновь и вновь всплывало воспоминание о том, как в доску уделанный Билл залазит к нему на колени, а он скидывает его, почему-то вдруг испугавшись реакции окружающих.
Как будто ему не наплевать, в самом деле!
На самом деле он любил Билла всегда, только тогда, в детстве, поняв свое чувство к нему, жутко испугался. Это было ненормальным, такое влечение. Билла хотелось оберегать и обнимать. Оба эти желания как-то начали выходить из-под контроля, и Том не придумали ничего лучше, как начать задирать друга. Тот страшно обижался, говорил гадости, и у Трюмпера получилось убедить себя в том, что друг, теперь уже бывший, просто кретин.
Шли годы, и неприязнь Тома росла. Ему хотелось задевать Билла каждый день, ежечасно. Доставать его, доводить. Делать все, чтобы он держался подальше. Никому, даже себе, Том не признавался в своем неправильном чувстве.
Многие годы он завоевывал авторитет в классе, дрался с мальчишками и таскал за косы девчонок, чтобы в один момент понять, что все это – не то, не этого ему хочется. Он старался не смотреть на Билла, на его мягкие волосы, длинные ноги, капризный изгиб губ. Не особо-то получалось. Он приковывал взгляд, и никакие уверения себя самого в том, что это просто скопившееся раздражение, не помогали.
И Том отпустил себя. Решил, что все будет так, как должно быть.
Билл опасался его. После стольких лет насмешек и издевательств он и сам едва ли подпустил бы к себе мучителя, но Каулитц сделал это. Он остался таким же, каким его помнил Том: мягким, открытым теперь уже подростком. Только взгляд стал более глубоким и внимательным, заглядывающим прямо в душу.
Том изо всех сил старался не показать своего истинного отношения, но получалось из рук вон плохо. Его тянуло к Биллу, физически. Хотелось прикасаться, целовать, обладать. Он еле сдерживал себя, с самого первого дня желая большего, хотя он и убеждал себя, что довольно простого общения.
Когда Билл, накурившись, полез целоваться, Том не смог отказать себе в этом удовольствии, его просто выкручивало от наслаждения, счастья и любви. Он мечтал, чтобы это никогда не заканчивалось. А потом… потом он испугался, подумав, что Билл решит, что он использовал его, или, еще хуже, вспомнив все, просто оттолкнет. Поэтому он соврал, сказав, что ничего не было.
Но уже на озере, ловя взгляды Билла, полные непонимания и ревности, юноша понял, как был неправ. И когда полупьяный Каулитц снова спросил его, было ли что между ними, не стал скрывать.
И это было началом самого счастливого времени в его жизни, когда все было так, как должно быть. Так, как хотелось всегда. Он парил. Он готов был свернуть горы ради Билла. Когда тот заболел, Трюмпер забил вообще на все, готовый сутками сидеть у его кровати. Увидев Каулитца накрашенным, Том чуть не свихнулся, еле смог дождаться, когда чертова прорва одноклассниц, наконец, свалит, чтобы остаться наедине со своим вампиренышем.
И вот, сегодня, когда Билл при всех полез к нему целоваться, Том так облажался, какого-то черта испугавшись реакции народа. Он понял всё сразу, едва увидел глаза Каулитца. Из них моментально исчезла мягкость, к которой он так привык в последнее время, и вернулось презрение, преследовавшее все прошедшие года.
Нормальный человек так облажаться не может, нет, но Том Каулитц – очень талантливый.
Одноклассники начали раздражать Тома, к тому же он слишком давно не видел Билла, стремительно умотавшего куда-то с час назад. Пиджак его остался лежать на спинке дивана, и Трюмпер думал, что юноша явно где-то неподалеку: вещь не принадлежала ему, а он был не из тех, кто разбрасывается чужим.
- Эй, а где наш пьянчужка Каулитц? – крикнул он.
- Так он ушел сразу после того, как к тебе полез. А что, хочешь продолжения? – захихикал какой-то парень из параллельного класса, имени которого Том так никогда и не вспомнил.
- Закрой хлеборезку, - посоветовал он, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство. Он был уверен в том, что Билл где-то в доме, и просто боялся подходить к нему, опасался его реакции. Тот же факт, что Каулитц ушел поздней ночью, один, да еще в тонкой водолазке в такой холод ему сильно не понравился. Схватив пиджак, забытый Биллом, и свою куртку, Том отправился домой.
В комнате Билла не горел свет. Не был зажжен даже ночник, не отсвечивал компьютер. Вскарабкавшись на второй этаж, Том чертыхнулся: Билла не было дома. Вот уже полтора часа, как он ушел с вечеринки, и все еще не добрался.
Первой мыслью было разбудить фрау Каулитц и рассказать обо всем, но он подавил в себе это желание: вдруг Билл завис у кого-нибудь? Или просто решил прогуляться?
И в том, и в том парень, конечно, сомневался. Мало найдется отчаянных гулять по такой погоде, а друзьями Каулитц так и не обзавелся.
Он брел по улице, по которой Билл мог возвращаться с вечеринки, но того и следа не было. Он прошел еще двумя возможными путями – Билла нигде не было. Его телефон был отключен.
Парень запаниковал, чувствуя, как страх подкатывает к горлу, побежал обратно, к дому Каулитцев, и, едва вступив на свою улицу, выдохнул: в комнате Билла горел ночник.
Юноша немного потоптался на месте и, вздохнув, пошел домой. Сейчас он не был готов встретиться с парнем взглядом, не знал, что говорить, как себя вести. Ему нужно было хорошенько все обдумать.
Он чувствовал себя настоящим трусом. Им он и являлся. Боже, ну как же можно было так облажаться?!
Том провел бессонную ночь, куря в окно, забив на всякую безопасность. Ночник в комнате Билла так и не потух, но Трюмпер все же не решился сходить к нему, хотя и жутко хотелось. Сказать что-то (что?!), прижать к себе, гладить по голове и шептать нежности.
Днем следующего дня, уже мало что соображая от тоски и недосыпа, Том все-таки решился сходить к Биллу. Он залез на его подоконник, привычно поднял окно… и наткнулся на холодный взгляд карих глаз.