– Ха, – ухмыльнулся он, – ты слишком хорошо обо мне думаешь, если надеешься отделаться одним рефератом.
– А где я инфу-то возьму? У меня даже компа нет.
– В Великолепной, – он сделал паузу, – Общественной, – еще одну, – Библиотеке, – засверкал он, – она всего в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Или езды. Я точно не помню.
– Ты понимаешь, что пятнадцать минут езды – это два с половиной часа пешком? – начал заводиться я.
– А пешие прогулки, я слышал, очень полезны растущему организму, – махнул рукой он.
– Я уже почти не растущий, – промямлил я, но он всё равно услышал.
– Это с какого-то перепугу?
– А мне уже через месяц восемнадцать.
– Ой, ну ты не переживай, – заверил он меня, – значит за следующий месяц успеешь наверстать упущенное за предыдущие годы.
– А сроки какие? – вернулся я к теме.
– А вот, как захочу. Могу завтра спросить, а могу через неделю. Кстати, дай мне аттестат твой, и паспорт.
Надо отдать должное Сиду – с этим заданием он не прогадал. Как умно он поступил: вместо того, чтобы читать мне лекцию о здоровье, заставил меня по сути читать её самому себе. А главное, со сроками сдачи не спешил, посылая меня каждый день снова и снова в библиотеку. Через неделю я уже готов был взорваться от количества знаний про цирроз печени и панкреатит, находя всё новые и новые заболевания, последствия, симптомы. Въедалась эта информация мне в мозг качественно, глубоко – писал-то я ведь от руки, каждое слово выцарапывал как будто у себя на подкорке.
Но самое ужасное, что я сел на измену. Так бывает, когда читаешь симптомы какой-то болезни, начинаешь тут же находить их у себя. Каждое покалывание-похрипывание вызывало во мне приступ тревоги, рисуя красочные картины моего предсмертного одра. А когда Сид повёл меня по врачам, я совсем поник, называл докторам всё новые и новые жалобы, подробно описывал ощущения и в голове, и в заднице.
И вот настал час расплаты. Я стоял посреди гостиной и несмело лепетал, переключая слайды. К чему весь этот цирк? Сид же знал, что я не любил выступать на публике, хоть мы в гостиной были и одни.
– Ну, э… Следующее заболевание – гепатит, – я нажал на пульт и за спиной вспыхнула новая картинка.
Сид в футболке и трениках лежал развалившись на диване и пялился в экран телефона, из которого явно доносились звуки мобильной игрушки. Он то и дело хмурил брови, очевидно когда не мог пройти новый уровень. Казалось, что он меня даже не слушает, но стоило мне только опустить взгляд на конспект, я тут же слышал его недовольное кряхтение:
– Рассказывай, а не читай.
Или:
– Чё ты футболку мнёшь? Она тебе не подскажет.
Или:
– Ты на потолке шпаргалки ищешь?
Когда на доске погас последний слайд, я стоял весь красный как рак, то ли от бешенства, то ли от унижения.
– Ну что, – вздохнул Сид, наконец взглянув на меня, – плохо, Уокер, двойка.
– А чё сразу двойка-то? – обиделся я.
– Рассказываешь скомкано, внимание аудитории не держишь, материал подаёшь сухо. Ещё какие-то постоянно паузы, заикания. И это, заметь, я один только тебя слушал. А как ты перед одногруппниками себя вести будешь?
– Какими одногруппниками? – не понял я.
– Ой, точно, забыл сказать, – Сид откашлялся, подошёл ко мне и протянул руку для рукопожатия, – Поздравляю, ты теперь студент. Ну, почти. С первого сентября станешь.
Я злобно посмотрел на него, но руку всё-таки пожал, всеми силами стараясь что-нибудь ему сломать или хотя бы вывихнуть. У меня конечно же ничего не вышло.
– Да, и ещё одна хорошая новость, – Сид отпустил меня, но так и продолжил стоять рядом, глядя в глаза, – анализы твои пришли – ты чист. Удивительно.
Тепло по всему телу разлилось от его слов, но я постарался принять информацию очень спокойно. Вот это действительно была хорошая новость. Хотя кое-что меня всё-таки терзало.
Я лежал в постели, тщетно пытаясь заснуть. Ворочался с одного бока на другой. А в голове то и дело возникали ненужные воспоминания. Я сидел в гримёрке и подводил фиолетовым карандашом с блестками веки, подчёркивая цвет зелёных глаз. Танцоров было полно – в субботу все хотели урвать свой кусок, ведь клиентов было полным полно до самого утра. Когда перед тобой мелькают полуголые задницы и намасленные тела, то стеснение пропадает куда-то само собой. Темы разговоров становятся откровенней, а так как некоторые из ребят то и дело “брали работу на дом”, то разговоры о сексе, течках и размерах членов звучали очень часто. Но я всегда избегал участия в этих разговорах.
– У меня, вот, когда эти дни, – говорил мальчик в костюме соблазнительного матроса, – я прямо сам не свой становлюсь. Кидаюсь на всех с кулаками или плачу над каждой рекламой.
– Ой, да, у меня всё так же, – поддакнул Такер, – а у тебя что бывает, Ронни?
– Вы о чём? – я попытался сделать вид, что не расслышал из разговор.
– Ну, когда у тебя течка, ты как себя чувствуешь? – на меня смотрели две любопытных пары глаз.
– Эм, никак, – пожал плечами я, – у меня ещё не было течки…
– Но тебе же уже семнадцать, так ведь? – удивился “матрос”.
Я только промолчал в ответ.
– Хорошо тебе живется, – сказал Такер, – у меня вот они с четырнадцати.
– Ой, а у меня с пятнадцати, – кивнул “матрос”.
Со всех сторон посыпались ответы других ребят про начало их полового созревания, но только у нескольких оно было после шестнадцати.
– Ну ничего, – толкнул меня в бок Такер, – до восемнадцати точно начнутся, не переживай. На, затянись, это помогает расслабиться.
Я послушно взял у него косяк и смачно вдохнул, позволяя всем тревогам испариться вместе с дымом.
Я хотел перестать думать об этом, но никак не мог. Пока я делал реферат, я узнал, что марихуана способна развить бесплодие. Сколько я выкурил марихуаны, одному богу известно. Но сложить два плюс два мне не составляло труда. Через месяц мне восемнадцать, и у меня еще ничего не было. Ни одной течки, а учитывая то, что сидел я не только на траве… Я перевернулся на другой бок. И мне было бы совершенно пофиг, что я останусь фригидным на всю жизнь, если бы моя жизнь была бы тем же отстоем, что был до последних недель. Конечно, я не знал наверняка, да ещё и целый месяц оставался до того, чтобы официально можно было начать паниковать, но что если я и вправду дефектный?
– Пойдем, – Сид без стука вошёл ко мне в комнату.
Я послушно поднялся, и мы спустились на первый этаж. Прошли мимо столовой и оказались в ванной. Я ей никогда не пользовался, она мне казалась слишком большой и холодной. Но для того, что задумал Сид, подходила отлично.
Посреди комнаты скромно стояла одна из кухонных табуреток прямо напротив зеркала, а на краю раковины лежала машинка для стрижки.
– С каких пор ты парикмахер? – поинтересовался я, присаживаясь на табурет.
– Талантливый человек талантлив во всём, – ответил Сид, накинул мне на плечи полотенце и взял в руки машинку.
Я только крякнул, пытаясь замаскировать смешок.
– Ты же, – он помедлил, – ты же не собираешься слёзы лить?
– Режь, – махнул рукой я.
Мне и вправду было всё равно на волосы. Я даже не помню как покрасил их, просто однажды кто-то на одной из тусовок принёс кислоты, я принял пару марок, а очнулся уже блондином.
– Напомни мне, зачем ты это делаешь? – я нахмурился и поднял глаза на зеркало, встречая взгляд Сида.
– Я тебя в таком виде, – он кивнул головой в сторону моего отражения, – завтра на линейку не пущу.
Ах да, я совсем забыл, что завтра Первое сентября. Ронни Уокер теперь студент, поверить не могу.
– Человека из меня пытаешься сделать? Ну-ну, – скептически ответил я.
– Побольше поговоришь – покороче подстригу, – пригрозил Сид и включил машинку.
На некоторое время между нами возникла тишина, которая нарушалась только дребезжанием аппарата. Я смотрел, как белые волосы плавно падают сверху и приземляются ровными колечками на плиточном полу. Эта картина до боли напомнила мне ту, что я пытался утопить в выпивке и дури весь последний год.