– Ты собираешься допрашивать этого охотника? – спросила Тиарелла, показывая на Уитни.
– Нет.
Ее глаза плотно закрылись. Давление колец усилилось, и Уитни снова закричал. Но голос быстро затих, сменившись треском костей и влажным чавканьем. Эйсон, сжав челюсти, отвел взгляд.
– Я выведу их лодку и затоплю, – сказала Тиарелла. – Все подумают, что их настиг шторм. А ты закопай трупы. Только постарайся, пожалуйста, выбрать место так, чтобы их не увидела Алтея.
– Она меня спросила, сколько, по-моему, тебе лет, – промямлил Россо и рыгнул. – Я ответил, что лет тридцать – тридцать пять. Примерно.
– Огромное спасибо.
Эйсон и старик в наступающих сумерках сидели спиной к спине у ствола упавшего дерева на берегу лагуны. Бутылка с кошмарным алкоголем домашнего приготовления Россо больше часа передавалась из рук в руки. Эйсон уже не пил, однако каждый раз старательно изображал, что делает глоток.
– Ты хороший человек, я это вижу. Но Алтея… Я люблю ее. Пара из вас не получится. Кто знает, сколько еще ты тут пробудешь? Эти люди, ежед твои враги, могут найти тебя. Даже здесь.
– Верно.
– А если ты бросишь ее, она будет плакать. И еще больше будет плакать, если тебя от нее заберут. Понимаешь? Я не могу допустить, чтобы она плакала. Это же моя малышка Алтея.
– Конечно. Не беспокойся. Мне нравится Тиарелла.
– Ха! – Он тяжело закашлялся. – Это еще одна ошибка, дружок. Тиарелла суровая, холодная женщина. Совсем сломалась, когда погиб ее Ванстоун. И ни разу не показала своих переживаний. Ни разу. Ты ее не интересуешь.
Эйсон протестующе буркнул и передал бутылку. Тонкое покрывало облаков заслоняло звезды и луны. Ароматное тепло и спокойствие составляло разительный контраст со вчерашней бурей.
– Она любит Алтею, это ее единственное чувство.
Россо сделал затяжной глоток, его веки тяжело опустились.
– Чушь. Никого она не любит, даже своих детей. – Он снова глотнул, и пойло потекло по заросшему щетиной подбородку. – От одного и вовсе отказалась. Сказала, что не может содержать двоих. Я умолял ее, но она не слушала. Чертова ледышка. Никогда не благодарит меня за все, что я делаю. А я ведь поддерживаю Шармейн на плаву. И все ради моей малышки Алтеи, а не ради нее.
Он начал крениться набок, бутылка выскользнула из пальцев.
Эйсон протянул руку, чтобы его придержать.
– От чего она отказалась?
Россо только неразборчиво пробубнил что-то, пуская слюни. Его глаза полностью закрылись.
– От чего она отказалась?
Эйсон встряхнул старика.
– Двойняшки. У нее родились двойняшки. – Россо глубоко вздохнул. – Очаровательные малыши.
Потом он совершенно обмяк и, когда Эйсон перестал его поддерживать, растянулся на песке.
Эйсон долго смотрел на Россо. Жалкий и абсолютно безвредный. Но он стал помехой.
Усиленные зрительные вставки просканировали окружность лагуны в поисках светло-розового сияния, указывающего на то, что Соланж за ним наблюдает. Но перед глазами мелькали только черные и серые силуэты деревьев.
Россо был так пьян, что даже не отреагировал на погружение его головы в воду. Эйсон продержал его минуты две, затем выбрался на берег и стал заметать предательские следы на песке.
Похороны состоялись спустя два дня. С соседних островов приехало с десяток человек; солидные мужчины и женщины в строгих одеждах собрались вокруг могилы. Алтея все время льнула к матери и негромко всхлипывала. Обряд проводил Люций, сорокалетний православный священник обосновавшейся в архипелаге секты, которая откололась от Единой христианской церкви полтора столетия назад. Это был сильный широкоплечий мужчина, капитан «Аннеки», одного из принадлежащих церкви торговых судов.
Под звуки гимна Эйсон и еще трое мужчин с островов опустили гроб в вырытую яму. Гроб встал на коралловое основание острова на глубине полтора метра.
После ухода провожающих Эйсон стал забрасывать яму плодородной почвой, два человека вызвались ему помогать. Его присутствие ни у кого не вызвало вопросов. Он был новым рабочим, нанятым Тиареллой, и этого им было достаточно.
Данное обстоятельство навело его на определенные мысли. Похищая принадлежащую партии антиматерию, он имел весьма смутное представление о будущем. Выбросить контейнер где-нибудь в космосе и начать все сначала. У него не имелось на примете никакого определенного места, ему требовался уголок, где бы можно было спокойно жить, не беспокоясь за свою спину.