Он проклинает собственную глупость, порождение тщеславия. Надо было этого ожидать, надо было предусмотреть. Лавр из прошлого обязательно так бы и сделал. Торрейя и Жанте провели в поместье три дня, и новости о «конфетках-с-ветки» уже просочились наружу. Программируемый синтез нейрофизинов – слишком важное событие, и высокие ставки привлекли на поле боя игроков средней руки. В этой войне союзников быть не может.
Райкер проносится над последним рядом деревьев, теперь дом перед ним как на ладони, яркие прямоугольники окон дают достаточно света для привычных к сумеркам глаз орла. Камассия в пятидесяти метрах от боковой двери. В ее походке не заметно ни торопливости, ни скрытности. Девушка вышла на вечернюю прогулку, это никого бы не удивило.
Хладнокровная штучка, признает Лавр. Восемнадцать месяцев она была глазами и ушами Кочи в его доме, а он ничего не заподозрил. Только «конфетки-с-ветки» заставили ее сбросить личину и рискнуть, передав новинку скворцу.
Лавр считает, что еще можно удержать доминирующую позицию. Кочи и его бизнес в Пальметто не имеют особого значения. Если действовать быстро, урон можно предотвратить.
Он активирует канал связи через кортикальный чип.
– Готово, – сообщает он боевикам.
Но в первую очередь он хочет, чтобы эта сука узнала о своем провале.
Крылья Райкера громко хлопают. Камассия вздрагивает и оглядывается. Лавр видит, как искажается от страха ее лицо, когда Райкер летит прямо на нее, выставив перед собой стальные когти длиной с человеческую ладонь. Она пытается убежать.
Лавр навещает Торрейю в ее комнате, желая посмотреть, как она устроилась. За четыре дня гостевая спальня изменилась до неузнаваемости. Стены, закрытые голографическими постерами, превратились в окна, выходящие на северный полярный континент Тропиканы. По небесно-голубой воде плыли сияющие ледяные дворцы. Берег прорезали глубокие фиорды. Вечные и изящные. Но Лавр сразу же признал, что эти изображения по сравнению с фантазиями «конфеток» казались жалкими пародиями. В комнате появилась новая мягкая мебель пастельных тонов. По полу рассыпались лоснящиеся кожаными переплетами книги по занимательной мифологии из его библиотеки. Отрадно видеть, что ими кто-то наконец с удовольствием пользуется. Все горизонтальные поверхности заняты мягкими Ожившими Зверьками. Их здесь не меньше трех десятков. На тумбочке у кровати стоит поцарапанный кубик с голограммой улыбающейся женщины. Этот предмет явно выбивается из общего стиля изысканного уюта. Лавр смутно припоминает, что когда-то видел его в чьем-то офисе.
Торрейя прижимает к груди пухлого игрушечного коалу и заливается смехом, когда Оживший Зверек трется пушистой головой об ее шею и довольно мурлычет.
– Разве они не чудесные? – восклицает она. – Каждый, кто живет в поместье, подарил мне по такой игрушке. И Жанте тоже. Вы все так добры к нам.
Лавр с улыбкой протягивает ей огромную панду. Она почти одного роста с девочкой. Торрейя встает на кровати и целует игрушку, а потом опрокидывается на спину в объятиях воркующей панды.
– Я назову его Сент-Питер, – заявляет она. – Потому что это ваш подарок. Он будет спать со мной всю ночь и меня охранять.
Ощущение влажного прикосновения ее поцелуя вызывает непонятное теплое чувство.
– Жаль, что Камассии пришлось уехать, – продолжает Торрейя. – Она мне очень нравится.
– Да. Но после женитьбы кузена семье необходима ее помощь на островной плантации.
– Я смогу ее там навестить?
– Возможно. Когда-нибудь.
– И Эригерона тоже нигде нет, – жалуется она. – Он добрый. Он помогает Жанте передвигаться и рассказывает смешные истории.
Лавр даже подумать не мог, чтобы глава его боевиков, почти маньяк-убийца, стал рассказывать сказки ради удовольствия детей.
– Он вернется через пару дней. Его послали в Пальметто, чтобы разобраться с кое-какими контрактами для меня.
– Я и не знала, что он тоже участвует в управлении компанией.
– Эригерон многое умеет. Кто эта женщина? – спрашивает он, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы.
Лицо Торрейи мгновенно застывает. Она с виноватым видом оглядывается на старый кубик с голограммой. Женщина в нем очень молода, не больше двадцати лет, очень красивая, с мечтательной улыбкой на губах. Ее светло-рыжие волосы разметались по плечам.
– Это моя мама. Она умерла, когда родился Жанте.
– Очень жаль.
Но женщина на портрете – определенно мать Торрейи; Лавр замечает их сходство в чертах лица, в одинаковых зеленых глазах, в цвете волос.