— Не воображай, что я шучу. Обещаю, у тебя будут серьезные неприятности. Я заметил, что ты крутишься вокруг Эльзы с тех самых пор, как приехал, так что давай прекращай это.
— В самом деле? — холодно спросил я, хотя, наверное, было ошибкой вообще что-либо отвечать этому человеку. — А можно узнать, по чьему указанию?
— Можно, старина. По моему. Эльзу пригласили сюда, чтобы она поближе познакомилась со мной — а не с тобой, и именно этим она и будет заниматься.
— Я бы желал услышать это от самой мисс Верити, коротко ответил я.
— Нет ничего проще, если ты действительно этого хочешь. Тебе стоит только спросить ее. Ей и самой не терпится тебе это сказать, — нагло заявил Эрик. — Любой на твоем месте уже давно бы понял, что смертельно ей надоел. Подумать только, Пинки на тропе любви! Я всегда говорил, что это будет умора. Ты бы слышал, как Эльза передразнивает тебя, старина. Ничего смешнее я в жизни не слышал. Попроси ее как-нибудь повторить это в твоем присутствии.
К чести сказать, хоть у меня закипела кровь от этой грубой и вульгарной лжи, я сохранил полный контроль над собой.
— Извольте отпустить мою руку, — только и сказал я.
Эрик послушался.
— Так и быть. Теперь можешь бежать отсюда.
Я не побежал. Я пошел.
— Но не забудь, что я тебе сказал, — крикнул мне вслед Эрик. — Я обещал.
Я просто проигнорировал его.
Эрик шел за мной, и, чтобы сохранить подобие приличий, я позволил ему догнать меня, когда мы уже приближались к остальным гостям, расположившимся в саду. Стоял прекрасный июньский вечер, теплый и благоуханный; и, хотя темнота уже опустилась на землю, я заметил бледнорозовое платье мисс Верити там, где небольшая группка сидела под раскидистым буком. Эрик прямиком направился к ней.
— Прогуляемся, Эльза? — небрежно бросил он.
Не проронив ни слова, мисс Верити послушно поднялась, как если бы этот человек произнес над ней гипнотическое заклинание.
Я вмешался:
— Прошу прощения, Эрик. Я обещал мисс Верити лично показать ей ручей в лунном свете этой ночью. Я могу принести вам какую-нибудь накидку, мисс Верити?
Пришло время поставить Эрика на место раз и навсегда. Я не из тех люден, с которыми можно позволять себе подобные вольности.
Мисс Верити колебалась, и Эрик опять встрял в разговор:
— На этот раз ты проиграл. Пинки. Я тоже обещал Эльзе показать ей ручей в лунном свете; более того, она обещала любоваться им только тогда, когда я буду рядом.
Невыносимо было стоять там и скандалить на глазах у всех, поэтому я оборвал спор.
— Возможно, когда вы, Эрик, будете в подходящем состоянии, мисс Верити позволит вам выполнить обещание. Пойдемте, мисс Верити, — и я предложил ей руку.
Робкая девушка стояла в нерешительности, понимая, что, как бы она ни поступила, все равно обидит одного из нас. В конце концов Этель вывела нас из неприятного положения, которое могло перерасти в безобразную сцену.
— Ну конечно, Эльза. — как ни в чем не бывало сказала она, — ступай с мистером Пинкертоном. А ты, Эрик, иди сюда и поболтай со мной немного. Мы ведь едва словом перемолвились с тех пор, как ты приехал.
Эрику ничего не оставалось, как опуститься на стул рядом с хозяйкой дома, но видно было, что он делает это против воли. Отойдя на несколько шагов, я случайно обернулся и заметил злорадные зеленые искорки в кошачьих глазах миссис де Равель, и в них сквозила такая безжалостность, что на мгновение я просто похолодел от страха. Больше всего в этот момент она была похожа на кошку, пожирающую глазами другую кошку, вздумавшую поиграть с ее мышью. Если когда-либо я и воображал, что миссис де Равель отдала своего любовника сопернице, то теперь эта иллюзия полностью развеялась.
Пока мы шли полями вниз к лесному ручью, мисс Верити молчала. В этом не было ничего необычного, в моей компании она всегда была склонна молчать. Видимо, я внушал ей своею рода почтительный страх, но она всегда с удовольствием слушала меня, а ее собственное участие в разговоре сводилось к одному-двум робким вопросам, которыми она побуждала меня продолжать рассказ. В этот раз ее молчание было даже кстати, поскольку мне нужно было подбодрить её после только что пережитой сцены, однако я хорошо помнил слова Этель и не сказал ничего, что прямо принижало бы Эрика Скотт-Дейвиса.
— Я прошу прощения, — мягко сказал я, — за то, что так настойчиво увел вас, мисс Верити.
— Нет, что вы... мне— не за что вас прощать, мистер Пинкертон, — ответила она с очаровательным смущением.