Спрашивается, а была ли хоть одна часть, где не воровали? Может быть, нам не везло: попадали именно туда, где как раз имелись эти «отдельные недостатки». Может быть… Но вот еще пример.
В апреле 1986 года, отработав по плану своей командировки в западных провинциях Афганистана, я томился на военно-воздушной базе Шинданд в ожидании какого-нибудь самолета в сторону Кабула. Наконец сообщили: заходит на посадку АН-26. Он прихватит меня, затем пойдет на Кандагар и потом — в Кабул.
Выкрашенный в серый цвет, военно-транспортный АН вскоре зарулил на стоянку. Подойдя к самолету, я увидел возле него хмурых членов экипажа, обсуждавших что-то между собой, а чуть поодаль — пассажиров, вышедших на бетонку, чтобы размять ноги. Пассажиры были обычными для этих маршрутов: возвращающиеся после отпусков, из госпиталей и командировок офицеры, прапорщики, солдаты, медсестры, всего человек двадцать. Правда, необычным было выражение их лиц, растерянно-стыдливое, неуверенное. Мне показалось, что каждый прятал друг от друга глаза. Вроде бы, вместе и в то же время порознь. И — молчали, словно на похоронах.
По привычке вычислив командира самолета, я бодро направился к нему: «Когда летим?» Он пожал плечами и отвернулся. «Вы лучше вон у тех спросите», — раздраженно посоветовал кто-то из экипажа, кажется, бортмеханик.
Среди экипажа тоже ощущалась какая-то неловкость и даже угрюмость.
«Нет, ребята, так не пойдет, — решительно сказал я. — Кончайте темнить. Я тут человек новый, забот ваших не знаю, но помочь обещаю».
Командир посмотрел на меня почти с интересом. А бортмеханик объяснил: «У правого летчика зарплату в чеках украли».
До меня стало доходить. «В полете украли?» «Точно, — обрадовался неизвестно чему бортмеханик, — куртка висела в гардеробе перед кабиной, из нее и увели. Кто-то из этих». Он презрительно кивнул головой в сторону пассажиров. «И что теперь?» «А то! — зло затоптав в бетонку окурок, подал наконец голос командир. — Пока не вернут деньги, не полетим».
Видно было, чтo он не шутит. Конечно, речь шла не просто о пропаже 250 чеков — месячной зарплаты капитана. Летчики были потрясены тем, что это случилось на борту самолета, на войне, где их в любой момент могли сбить, где все — и пассажиры, и экипаж — были связаны общей смертельной порукой…
Впрочем, об этом я подумал позже. Следовало, не теряя ни минуты, действовать.
Подошел к пассажирам. «Кто старший по званию?» «Я, капитан…» — худой, высокий офицер в бушлате, судя по бледной коже лица, возвращавшийся в свою часть после желтухи или ранения, вытянулся передо мной и назвал фамилию. Видно, принял меня за высокого начальника. Разубеждать его я не стал. «Какие меры приняты?» «Да вот, — он замялся, — не знаем, что и делать. Не обыскивать же!» «Отчего же! — возразил я довольно жестко. — Если другие возможности будут исчерпаны, придется обыскивать».
Все остальные придвинулись к нам вплотную, молча слушали. «Что за народ?» Капитан доложил: люди из разных частей, он сам из спецназа, есть мотострелки, автомобилисты, служащие госпиталя, все следуют в Кандагар, друг с другом не знакомы. «Давайте пройдем в самолет и там побеседуем», — предложил я. Пока пассажиры рассаживались на жестких металлических скамьях вдоль бортов, я, придержав капитана, спросил, кто у него на подозрении. «Да каждый, вроде, был на глазах», — пожал он плечами.
Почему я взял на себя роль добровольного сыщика? Честно говоря, и сам не знаю. Может быть, потому, что из всех, кто теперь был на борту, только я один оставался вне подозрений. И еще: как ни странно, по возрасту я оказался самым старшим.
Итак, надлежало действовать. Укравший деньги, конечно, не рассчитывал, что пилот так быстро обнаружит пропажу. Думал, наверное, так: приземлимся в Кандагаре, пока там хватятся, меня и след простыл. А самолет неожиданно завернул за корреспондентом в Шинданд, куртка потребовалась раньше… Теперь, судя по всему, вор был бы рад избавиться от денег, незаметно выбросить их, подложить кому-то. Но после посадки, как уверяет капитан, все были на виду друг у друга, значит, деньги у того, кто украл. Значит…
Неожиданно даже для самого себя я говорю: «Мы сейчас взлетаем. Набираем высоту. И там каждый выворачивает свои карманы. Тот, у кого окажутся деньги, будет выброшен из самолета. Согласны? Все согласны?» — Я специально делаю ударение на первом слове. «Да», — раздается несколько голосов. Какая-то женщина в ужасе закрывает руками лицо.