А на следующую ночь в городок пробрался из лагеря лазутчик. Говорить же он согласился только с Корелой и сообщил ему, что в лагере назревает мятеж и готовят его Голицыны и Ляпуновы. Они уже тайно целовали крест царевичу и просят поддержать их, как только в войске начнётся волнение. И ещё просят Корелу: послать своего человека, кому тот доверяет и на кого они могли бы сослаться, если столкнутся с донцами.
— Вот он, Ивашка, пойдёт! — показал Корела на Заруцкого. — Добре храбр атаман!..
Стояла тёмная безлунная ночь. В огромном военном лагере было тревожно. На чужих, захожих людей уже давно никто не обращал внимания.
Заруцкого и Бурбу провели к палатке, где их уже ждали.
В палатке тускло горела всего одна свечка, выхватывая из темноты лица людей, настороженно встретивших донцов. Сколько их было на самом деле, Заруцкий не разглядел. За столом, подле свечки, сидели четыре человека. С ним же заговорил Василий Голицын. Он сообщил ему, что они уже условились обо всём с царевичем и его советниками, Татевым и Лыковым, и теперь хотят сдать им войско. После него говорил Прокопий Ляпунов: долго, подробно и нудно объяснял ему что-то…
«Захватим наплавной мост — дадим вам знак», — единственное, что застряло в памяти у Заруцкого.
У Прокопия была реденькая, с рыжинкой, бородёнка. Он называл сигналы и пароли своих доверенных людей, как они выглядят, где будут стоять и куда и когда идти донцам. Он высыпал на Заруцкого и ещё уйму каких-то ненужных мелочей. Так что тот всё тут же и забыл. Говорил он быстро, взахлёб, глотал слова и пускал слюну, ну совсем как та старая усатая татарка…
«Хм! Горазд, однако!» — молча хмыкнул атаман; он впервые в жизни столкнулся с таким мужиком.
— Понятно? — спросил его Голицын.
— Ладно, господа, — согласно кивнул головой Заруцкий. — Передам Кореле.
Их проводили назад до наплавного моста и отпустили.
А через три дня в лагерь под Кромы прибыло новое командование войском. Вдовая царица Мария Годунова[26] и сё сын, государь и великий князь Фёдор Борисович, указали по новой росписи быть на большом полку боярину князю Михаилу Петровичу Катырёву-Ростовскому. На сторожевой полк прислали Петра Басманова. Василий Голицын переходил на полк правой руки. На передовом полку его сменил Иван Годунов. С Катырёвым и Басмановым приехал и Новгородский митрополит Исидор. И в тот же день они привели войско к присяге новому, юному царю Фёдору Борисовичу Годунову. А тому-то от роду было всего шестнадцать лет…
Не обошлось и без местнических тяжб. Князь Михаил Кашин, второй воевода в полку правой руки, отказался подчиниться новой росписи по полкам и принять присягу. На съезде воевод он не появился и бил челом царю на Петра Басманова, что быть ему меньше того никак невместно.
До Катырёва быстро дошли слухи, что шёпотом передавали по лагерю. И князь насторожился, заподозрил что-то неладное. Он поскорее выпроводил из лагеря митрополита, подальше от греха, и тут же вызвал к себе Басманова. Переговорив с ним, он дал ему наказ крепить веру в нового царя и досмотреть, кто разносит по войску изменную заразу. Да словил бы он зачинщиков и выслал на Москву, к Семёну Годунову, на его Пыточный двор. А там, в подвалах Пыточного, быстро всё выведают. Не будь он, Семён Годунов, троюродный брат покойного царя, его правым ухом. Все тайны государевы он, Сёмка, знал вперёд самого государя. В подвалах у него исчезли навсегда многие людишки…
— Михаил Петрович, да уж и так, без наказа дело крутится, — ответил Басманов. — Слово давал ещё царю Борису, изловить того Вора. А на слове Басмановы крепки стоять. Ещё с деда моего, Алексея Даниловича, казнённого по навету Малюты! — выразительно нажал он на последнее.
— Тут о государе идёт речь! — забеспокоился Катырёв. — Ты это, Пётр Фёдорович, зарубку сделай: государево дело, перво-наперво дело!
— То ж и я говорю, — снисходительно согласился Басманов, чтобы не спорить со стариком.
— Пётр Фёдорович, и ты уж как пристяжная! — насупил брови и подозрительно глянул Катырёв на него.
Они расстались, недовольные друг другом. Однако Басманов пересилил себя, всё-таки взялся за розыск крамолы в войске.
Василий Голицын, встревоженный его деятельностью, сразу же пригласил его к себе в полк. И Басманов не осмелился отказать ему: своему двоюродному брату по матери, старшему и по возрасту, и по «лествице». Голицыны приняли его по-семейному: усадили за стол, угостили водочкой. Князь Василий стал осторожно выпытывать у него, что же он успел узнать о воровском деле в лагере и как решил поступить, если выявится измена великая.
26
Мария Годунова — жена Бориса Годунова, старшая дочь боярина Григория Бельского, известного в истории как Малюта Скуратов. Малюта — его личное прозвище, видимо, данное из-за невысокого роста; Скуратов — семейное прозвище, а Бельские — их родовое прозвище.