Ержан валялся на дне, в грязи, крови и слезах, — ослик его мгновенно облез.
Он доехал таки до ПМК, но от ПМК остались два развороченных, оплавленных трактора и развеянный по степи черный пепел вагончиков… Где-то одиноко выл умирающий волк…
Когда он вернулся на свой полустанок, первое, что увидел — с Капты слезла вся шерсть, и везде — от железной дороги и до дома — трава за какой-то один день выросла густой и высокой… Трава. Но не он…
Я не стал продолжать эту мысль. Ночь за окном вагона была столь темной, что я сам испытал на себе тот самый страх, что не раз испытывал Ержан, лежавший сейчас умиротворенно на верхней полке купе. Откуда пришел этот страх? Ощущение чего-то неминуемого, скрытого, может быть, здесь, за первым поворотом, засело у меня холодом в животе, и я не нашел ничего лучшего, как перевернуться и зарыться лицом в тощую подушку. Я насильно заставлял себя подумать о чем-нибудь радостном, светлом…
Ержан состарился умом враз: он уже смотрел на красавицу Айсулу, что выросла на голову выше отца, безо всякой горечи — просто любуясь. И то, что она вела себя так, как будто ничего ни с ним, ни с ней не происходило, уже не обижало его — скорее, радовало.
Люди по-разному проживают жизнь, думал он. Вон — дед Даулет, хоть и достиг своих почти восьмидесяти лет, а потерял все, что имел: и жену, и сына, и дочь, и внука, и друга, а теперь еще и семью друга… Или мать Ержана — Канышат. Тоже потеряла все, что имела: и девственность, и возможного мужа, и счастье, и отца, и брата, и мать, и сына… Почему же он, Ержан, должен отличаться от них?! Просто с ним все это случилось быстрее. Может быть, он уже прожил отпущенную ему жизнь за эти короткие двенадцать лет, за один мушел[18], ведь все, что дано человеку — и тепло родства, и счастье любви, и влечение надежд, и горечь разочарований, и музыку души, и страх небытия, — все это он уже пережил… Вот и он, как дед, как мать, потерял все, что имел, может быть, весь смысл этой жизни и состоял лишь в том?! Избыл, извел, износил…
Почему все это случилось с ним?! За что? За то, что был не по годам талантлив? Петко ли уговорил своего таинственного волка Вольфганга увести своими волчьими тропами душу и оставить навечно лишь детское тело? Или лисица-мать, униженная посреди своей степи, а потом еще и лишенная своего дитяти, отомстила ему проклятием?! Или же то была лишь вариация, отзвук того, что произошло с его собственной униженной и оскорбленной матерью посреди его собственной степи?! Домбра ли деда и его жыры околдовали мальчишку, внушая ему калтарыс за калтарысом, пока тот самый улуу калтарыс, великий разворот, не развернул время в обратном направлении, наперекор природе?! Или же цепная реакция Шакена, догоняющего и обгоняющего Америку в этой забытой богом степи, случилась не в реакторе, а по ошибке в мальчишке и взорвалась в нем карликовой звездой?! Бабки ли заговорили его сопливым мальчишкой Гесером, воюющим то со своим дядей Кепеком-Чотоном, то со всем миром, а то с самим собой?! Или Айсулу, его единственная доля — До-Ля — Domini labii — Божии уста…
Тут из-за буйно выросшей дикой травы появилось светлое лицо безудержно росшей Айсулу, его Айсулу — и было в этом что-то пугающее, что-то похожее на внезапный скрежет камня по стеклу…
Ранним-ранним утром, когда степь сера и прохладна, как едва посветлевшее небо, Ержан проснулся от вкрадчивого стука камешком в окно.
Он пробудился разом и полностью; натренированный за последние дни слух был абсолютен: стучали в соседнее, материнское окно. Может, даже чуть-чуть по нему царапали. Ержан спал все эти дни, не раздеваясь: просто валился в свою постель и под тяжестью мыслей вырубался. Без всякой задней мысли он привстал и глянул в свое окно. Это был Шакен, только что вернувшийся с вахты, — в руках у него был его обычный чемоданчик. Судя по всему, он не заходил еще к себе домой. Без всяких мыслей и чувств Ержан следил за происходящим.
Ни гнев, ни ревность — какое-то досужее и отстраненное любопытство заставило Ержана резко распахнуть окно и высунуться наружу. Было видно, как опешил Шакен-коке, как от неожиданности он уронил чемоданчик, но потом вдруг совладал с собой и замахал рукой Ержану — так, будто в окно Канышат он скребся по ошибке. «Смотри, что я тебе привез…» — выкрикнул он, обернувшись к Ержану. Нагнулся, подобрал чемоданчик и, покопавшись в нем, вытащил газету. Развернул и просунул в окно: «Читай!»
Ержан стал читать вслух: «В июне из столицы ГДР пришла печальная весть. В результате несчастного случая в Берлине погиб известный американский певец и актер Дин Рид. Как часто бывает в таких случаях, известие это вызвало на Западе разного рода инсинуации. Правые газеты пытались разыграть провокационную версию о том, что гибель американского певца якобы связана с „террористической деятельностью спецслужб коммунистического режима ГДР“.