Свобода! Вместе со свободой существует все богатство жизни духа; без свободы нет ничего. Однако актуализм утверждает, что он не только спасает свободу; но что для ее спасения нет иного пути мышления, кроме как его путь - потому, что, едва предается забвению понятие мысли как акта, мысль начинает быть обусловленной необходимостью и поэтому лишенной своей свободы, т.е. она уничтожается как мысль.
19. AUXILIA IMAGINATIONS* АЛЯ ПОНИМАНИЯ СВОБОДЫ
В auxilium imaginations индивида, потерпевшего фиаско в том, чтобы отличить мгновенье акта, являющееся вневременным, от мгновенья времени, которое является точкой среди ряда точек и которое есть мгновенье факта (без чего, несомненно, окажется затруднительным понять, каким образом можно было бы говорить о свободе в мгновенности мысли), я позволю себе заметить, что мгновенье для актуализма - это мысль, которая реконструирует "Божественную комедию", от строки "Земную жизнь пройдя до половины" до строки "Любовь, что движет солнце и светила", на протяжении всех ста песней; подобно тому, как мгновенным является всякий духовный акт, который, даже развертываясь во времени - т.е. будучи рассмотренным извне в течение многих дней, или месяцев, или даже лет - имеет свое единство, так что различные части, которые в нем можно все же (всегда с внешней и необходимой точки зрения) выделить и отделить, упрочивают каждая собственное значение; или, по крайней мере, ту интонацию, которая находит отзвук во всем жизненном круге сложного произведения и заставляет признать в каждом слове, в каждой ноте одну и ту же душу. Этим сложным произведением, когда затем углубляется поиск, не является ни "Божественная комедия", ни лютеровская реформа, ни наполеоновская империя; но, в конечном счете, история, т.е. универсальная реальность в ее духовной актуальности. И, ощущая могучее дыхание произведения, которое есть один-единственный акт, сверхчувственный лишь в то мгновенье без времени, которое присуще всякому ритму духовной жизни, невозможно не разглядеть, как дух получает способ действовать свободно, выбирая всегда между тем, что имеет ценность, и тем, что ее не имеет, между собой и своей противоположностью, обретая таким образом - медленно, постепенно, с трудом - самого себя. Но тот, кто по рассмотрении столь полного единства как единства акта, творящего "Божественную комедию" (или другое, более объемное создание духа), вернулся бы к рассмотрению фундаментального и имманентного единства, к которому сводится и должно сводиться всякое другое единство (единство акта, благодаря которому Я полагает себя в своей абсолютной простоте), не должен упустить следующего: даже в мгновенности этого акта существует прогресс, существует духовная жизнь в форме, которая сущностна для этой жизни, т.е. в форме противопоставления себя другому, отрицающему себя, чтобы самоутвердиться. Существует процесс, в котором мыслящее мыслит (реализует само себя), лишь если противопоставляет себя самому себе - само себя как мысль (которая есть опосредование - и поэтому Я, дух) самому себе как бытию, непосредственности, природному существу, противоположности Я или духа, внутри самого духа. Говорение - это уже ТРУД" усилие того, кто говорит; тот, кто, если бы он не совершал это усилие и оставался немым, абсолютно немым, как камень, не отличался бы от природы - был бы сам природой, той природой, которую он уничтожает в себе посредством акта, принадлежащего, естественно, той самой природе акта, с помощью которой он побеждает и подчиняет своей норме жизни все страсти и устанавливает таким образом всю наиболее неоспоримую и светлую власть свободы, которую от человека как такового можно было бы требовать.
Свобода, помимо единства, требует различия. Но единство духовного акта содержит в себе различие, осуществляется через различие; актуализм никогда не говорил об абстрактном, простом и неразличенном единстве. Различия, которые он отрицал, - эмпирические различия, претендовавшие на философскую значимость; различия, которые являются взаимотрансцендентными - и поэтому оставляют всегда что-то внешнее духовному акту (хотя и постулируется в основе всех различий произвольно обобщенное единство, которое начинает быть чем-то вроде их общего абстрактного знаменателя). Напротив, различие внутри единства - это жизнь и реальность самого единства.
20. ПОЗИТИВИЗМ, ИСТОРИЗМ, ОПЫТ
Коль скоро подвергнуто отрицанию и показано лишенным основания обвинение в натурализме, то вместе с ним рушатся сходные обвинения в позитивизме, историзме и им подобные - все вдохновленные одной и той же ошибочной позицией, из-за которой пытаются определить духовный акт извне. И поэтому смешивают чистый опыт, о котором говорит актуалист, с опытом позитивистов, которые, в сущности, рассматривали его как факт (и, в силу этого, должны были оказаться вовлеченными в то, чтобы объяснять его так, как объясняют все факты, - механистически); тогда как опыт актуалиста - это его (опыта) акт. По-кантовски можно сказать, ставя с ног на голову позицию самого Канта (в понятии опыта придерживавшегося того же самого эмпиризма, из которого позже вышел позитивизм), что опыт актуалиста - форма познания (чистая трансцендентальная деятельность), а опыт позитивиста, напротив, материя.
21. ИСТОРИЯ ИСТОРИЗМА И ИСТОРИЯ АКТУАЛИЗМА
Таким образом, историзм, не видящий ничего иного, кроме фактов, в правовой области противостоит естественному праву, сводя всякое право к историческому образованию, которое не соотносится с целями - и, в силу этого, не реализует ценности, но следует за обстоятельствами и условиями, определяющими его развитие; этот историзм, который оправдывает все потому, что все, хорошее оно или плохое, имеет свою историческую причину, и если оно произошло, то не могло не произойти; этот историзм - прямая антитеза актуализму, который в понятии акта указывает на решительную критику самого понятия факта, основы исторической интуиции. Безусловно, история, рассматриваемая извне, в своих деталях и в целом, вся одноцветная - ни хорошая, потому что она ни хорошая, ни плохая, а такая, как есть. По отношению к ней - так же, как и по отношению к природе, - правила мудреца всегда будут спинозовскими: поп ridere, поп lugere, neque detestari sed intelligere*. Но история для того, кто в ней хочет понять хоть малость, безусловно, не та, которую можно понять извне. И поэтому сегодня мы убеждены, что история, невещественная история, которая действительно пишется и в которой находятся, - не история прошлого, но современная история, т.е. история как раз того настоящего, которое осуществляется посредством историографии [1]. Переделывайте историю, и внутри вы найдете беспрерывный импульс духа, различителя добра и зла и творца первого как перечеркивания второго [2].