Но, чтобы успокоить испуганные души, надо настаивать на глубокой пропасти, разделяющей Субъект, который хочет видеть себя божественным и творящим (и поэтому считает себя творцом всерьез - творцом не пустых образов, неких уловок, но устойчивых реалий, или просто той реальности, в которой мы sumus et vivimus*), и другой, маленький, субъект, которому всегда не доверяли (и справедливо). Чтобы обратить внимание на это крайне существенное различие, мы использовали для написания первого заглавную букву. Не возымело силы также и это замечание: принялись смеяться над этой заглавной буквой. Истина в том - и я говорю это положа руку на сердце, - что данные люди, которые так горячатся, чтобы упрекнуть меня в атеизме, имеют весьма убогое религиозное чувство и не ищут на самом деле того, что, как они говорят, им так дорого, не чувствуют его, не признают его, когда оно предстает перед ними в непривычных формах, требующих значительной концентрации духа и заострения внутреннего зрения [1].
1 Еще приходят на ум слова бедного Спинозы: "Et proh dolorl Res eo jam pervenit ut qui aperte fatentur, se Dei ideam non habere, et Deum nisi per res creates (quarum causas ignorant) cognoscere, non erubescant philosophos atheismi accusare**" (Spinosa B. Tract. Theol. Pol. // Opera. Aja, 1882. I. P. 392).
Этот Бог, который есть Отец и Сын и поэтому Дух, трансцендентен или имманентен? Теперь, я считаю, ответ легок. И не хочу быть педантом. Этой трансцендентности (я говорю о трансцендентности, которая дорога каждому искренне религиозному человеку) столько, сколько ему нужно. Это значит, что было бы ошибочным, по-философски, говорить об имманентности.
27. АКТУАЛИЗМ И ХРИСТИАНСТВО
Я хочу добавить на этот раз два слова в ответ тем, кто меня спрашивает: вы христианин? А не являетесь ли вы большей частью пантеистом?
Пантеистом - нет, если не является пантеизмом само христианство. Пантеизм отрицает различие, а я его не отрицаю. Пантеизм - это натурализм, а актуализм хочет быть полным отрицанием натурализма.
Христианин? Но если под христианством должно понимать религию человечности Бога или божественного спасения человека посредством духа как деятельности, преодолевающей и отрицающей природу, а не понимаемой как выведенная из природы, я имею дерзкую самонадеянность, которая заставляет критиков поднимать от удивления брови; но признаюсь, поскольку здесь я поставил своей целью говорить с той же самой прямотой, с какой я говорю с самим собой, что нельзя сегодня быть до мозга костей христианами с душой, свободной от трудностей, которые при спиритуалистической концепции постоянно возникали в лоне философской рефлексии и которые последняя постепенно устраняла, не переходя быстро на путь, открытый актуализмом; и что поэтому тем, кто ожидает меня на достойном пути, я должен пожелать и от всего сердца желаю поспешить присоединиться ко мне на этом пути там, куда я дошел. Именно так [1].
1 См. выше, а также мою недавнюю лекцию "Моя религия" (La mia religione. Firenze: Sansoni, 1943) с дополнением, которое находится в "Giornale critico", 1943. P. 210.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ИСТОРИЗМ И ИСТОРИЗМ
Есть два способа понимать историзм, потому что существует два способа понимания истории, - два различных и, более того, противоположных способа. И самый известный способ тот, который легче подвергается критике и вызывает больше возмущений (которые не все являются неоправданными). И поскольку с этим способом смешивают другой, термин историзм становится чем-то вроде красной тряпки, заставляющей вставать на дыбы при одном своем появлении поборников ценностей духа и делающей их яростными и несговорчивыми.
Этот, более известный, способ в Италии блестяще защищал очень ясный, проницательный и привлекательный писатель, который распространил его повсеместно как вывод наиболее разработанной философии духа. Это и в самом деле была философия, берущая начало из тонкого чувства жизни духа и им поддерживаемая; но из-за недостатка порыва и спекулятивного мужества она всегда оставалась на почве ин-теллектуалистической научной ментальности, блуждала в бесплодном отвращении и отказе от всякой метафизической проблемы, порицаемой как анахронический остаток теологизиру-ющей философии иных времен - как если бы и вправду была возможна философия, достойная этого имени, которая бы не говорила о божественном - и сводилась к догматическому описанию псевдодуховных тем, ни в одной из которых дух никогда не мог воспарить, поскольку ему были подрезаны крылья рамками, коими он был искусственно ограничен. Философия духа во многих частностях, удачно схваченных и мастерски освещенных; но в своей целостности и в своем едином значении философия антидуховная и не способная дойти до понятия духа. Одним словом, философия, с учетом современного понимания философии не являющаяся философией.
И в самом деле, эта философия примыкает к учению (рожденному из весьма различных спекулятивных мотивов) о тождестве истории и философии. И она примыкает к нему, главным образом, из-за своей антиметафизической и узко сциентистской направленности, из-за своего последовательного стремления к имманентистской концепции, отрицающей всякую реальность, которая бы не определялась и не растворялась в реальности опыта, являющегося исторической реальностью. Всё - история; и как для Парме-нида, если всё - бытие, то как бытие следует понимать и саму мысль; точно так же в такой концепции и философия есть или история в ее развитии, или ничто. Отсюда удивительное следствие, что у нас все же должна быть философия - и, более того, двойная философия: а parte ante* и a parte post**. Философия, которая, теоретически основывая категории духа, давала бы ключ, чтобы открыть в историографии все двери истории, и позволила бы ее невещественную реконструкцию: нечто вроде исторической методологии, как она и была названа. И другая философия, которая, получив результаты этой реконструкции, выводила бы из сознания реальности в ее исторической и современной определенности неизбежные следствия историзма - и запечатлевала бы итоговую истину, что "все есть история". Пролог и эпилог, которые не являются драмой самой исторической реальности и поэтому остаются вне реальности - ничто, тень, которую самосознание наводит само на себя. Тень, которая ослабляет живой свет, свойственный самой реальности, но непонятный без ин-теллектуалистической предпосылки, противопоставляющей бытие мысли и поэтому лишающей последнюю всякой ценности, обрекая ее на догматизм, который является отрицанием философии и, в силу этого, мысли.
Еще более удивительным было другое следствие. Данная философия - тьма, которой окутывается историческая реальность - затемняет так же и эту реальность, умерщвляет ее и уничтожает. И в самом деле, если пролог и эпилог суть ничто, потому что находятся вне реальности, не может не быть ничем - я хочу сказать: ничем обоснованным, критически помысленным и мыслимым - сама реальность, чье существование, если бы оно не было утверждено догматически, должно было бы выводить свои основания из методологии или регрессивным путем из доктрины историзма. А это значит, что массивная громада конструкции должна была бы опираться на просто нарисованные основы. Ничто философии не может не повлечь за собой и ничтожность истории, поскольку не история может основывать философию, а философия может быть основой истории. И если прогибается первая, прогнется и последняя.