Метаксас достал запасной таймер, не подвергшийся каким-либо переделкам, которым он обзавелся специально ради этого.
– Оденьте его, – велел он Зауэрабенду.
Тот угрюмо нацепил на себя новый таймер.
– Мы возвращаемся в 1204 год, – сказал я, – примерно в то время, откуда вы сбежали сюда, в Константинополь конца одиннадцатого столетия.
После чего завершим наш маршрут и вернемся вниз по линии в родной 2059 год. И да поможет нам Бог, если вы попробуете причинить мне еще какие-нибудь неприятности, Зауэрабенд. Я не стану докладывать о совершенном вами времяпреступлении, потому что я человек милосердный.
Однако если вы еще раз совершите что-нибудь такое, что может вызвать мое хотя бы самое малое, неудовольствие между данным и тем моментом, когда я наконец-то от вас избавлюсь, я сделаю из вас хороший бифштекс. Ясно?
Он уныло кивнул.
– Дальше я уже сам смогу управиться, – сказал я Сэму и Метаксасу. – Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Я даже не в состоянии выразить словами…
– И не пытайся, – сказал Метаксас и вместе с Сэмом шунтировался вниз по линии.
Я настроил новый таймер Зауэрабенда на свой собственный и извлек ставший уже для меня традиционным свисток. – Поехали, – произнес я, и мы шунтировались в 1204 год.
60
В без четверти четыре ставшей для меня незабываемой ночи я еще раз поднялся по лестнице постоялого двора, на этот раз вместе с Зауэрабендом.
Джад-2 тревожно мерил шагами комнату у самой двери. Лицо его прямо-таки посветлело при виде моего пленника.
Зауэрабенд потрясенно глядел на присутствие нас обоих в одной и той же комнате, но не осмелился что-либо сказать.
– Проходите внутрь, – велел я ему. – И больше уже никогда не пробуйте разбирать свой чертов таймер, иначе поплатитесь за это самым страшным образом.
Зауэрабенд прошел внутрь комнаты.
– Этот кошмар закончился, – сказал я Джаду-2. – Мы схватили его, отобрали у него таймер, нацепили на него стандартный и вот он, здесь. Вся операция отняла у нас точно четыре часа, верно?
– Плюс – для того, кто помнит – несколько недель беготни вверх и вниз по линии.
– Теперь это уже не имеет никакого значения. Мы вернули его. И проигрываем ход событий с самого начала без изменений.
– Только вот в наличии имеется один лишний Джад Эллиот, – съязвил Джад-2. – Так что, хочешь-не хочешь, но самая пора приступить к выполнению нашего с тобою уговора о поочередном выполнении своих обязанностей и отдыхе в поместье Метаксаса.
– Вот и давай приступать. Один из нас остается с этими клоунами, проводит их вверх в 1453 год, как и положено по графику маршрута, а затем – домой в двадцать первое столетие. Другой же отправляется в поместье Метаксаса. Бросим монету?
– А почему бы и нет?
Он извлек визант Алексея Первого из своего кошелька и протянул его мне для проверки. Визант был в полном порядке. На лицевой стороне – Алексей в полный рост, на тыльной – Христос на троне. Мы договорились о том, что Алексей будет считаться орлом, а Иисус – решкой. Затем я подбросил монету высоко вверх, ловко поймал ее и тотчас же прикрыл ладонью другой руки. По выпуклостям монеты, которые ощущала моя кожа, я сразу понял, что она лежит на моей ладони орлом вверх.
– Решка, – произнес мой двойник.
– Не повезло, амиго.
Я показал ему монету. Он скорчил недовольную мину и отобрал у ее меня.
– Этот мой маршрут закончится только через три-четыре дня, верно? опечаленно произнес он. – Затем две недели отпуска, которые я не могу провести в 1105 году. Значит ты можешь рассчитывать на то, что в поместье Метаксаса я появлюсь дней через семнадцать-восемнадцать абсолютного времени.
– Примерно так, – согласился я.
– И в течение всего этого времени ты будешь безумствовать с Пульхерией.
– Естественно.
– Постарайся и за меня тоже, – произнес он и прошел в комнату. Внизу я прислонился к колонне и провел полчаса, тщательно перепроверяя все свои шунтирования в различные эпохи в эту лихорадочную ночь, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что в 1105 году я не перекрою периоды своего пребывания в нем. Меньше всего мне сейчас хотелось просчитаться и появиться там в период времени, предшествовавший всем этим шалостям Зауэрабенда, и встретиться с Метаксасом, для которого вся эта кутерьма была бы, скажем помягче, просто непонятной.