Да, пока комиссар читал вслух послание эмира, оказывается, был дан знак Ибрагимбеком все подготовить к казни «кушт-и-гоу» — «воловье убийство». Великолепное зрелище собирался предложить своей шайке господин верховный командующий.
«Сейчас всему конец. Сейчас мне накинут петлю на шею... Этот глуповатый парень взмахнет хворостиной и прикажет своим волам: «Чух-чух!» — и волы тупо замотают рогатыми башками и поплетутся... неуклонно, безостановочно и даже не почувствуют, что натянется грубошерстный, точно проволочный, аркан... Петля врежется в шею жесткими проволочными шерстинками, раздерет кожу, стиснет... И потащат меня за шею волы по этой зеленой с цветочками мураве, меня, барахтающегося, точно щенка, хрипящего, задыхающегося. И ничего не поделаешь: оружия при мне нет. Конец.
Казнь «кушт-и-гоу» подлинно эмирская. Говорили же про казнь джадидов волами в конюшне эмирского Арка... Именно так казнил младобухарцев Сеид Алимхан в своем присутствии...
Медленно отвернулся от волов комиссар, посмотрел с отвращением на гнусно игривую физиономию Ибра-гимбека, у которого каждый топорщившийся волосок бороды торжествовал и ликовал.
— Каков же ответ ваш, господин Ибрагимбек? —> нашел в себе силы твердо проговорить комиссар.
— Ты что, не видел?.. Ты не соображаешь, — кивнул, давясь от смеха, Ибрагимбек в сторону упряжки волов... — Сейчас...
И он, картинно дергаясь, словно в судорогах, ухватил себя за горло.
Тогда комиссар задал вопрос Мирзе.
— Что скажет господин командующий? Какой ответ я должен передать в Душанбе?
Тот не ответил. Бледное его лицо еще больше побледнело.
Сколько тянулось молчание, трудно сказать. Ибрагимбек напыжился, побурел лицом, схватил чайник, поболтал им в воздухе и вдруг присосался к его носику и начал с громким бульканьем жадно пить.
Резко отставив чайник, он махнул рукой, и комиссар, не поворачивая головы, расслышал «Чух!» Волы закряхтели, пошли... Они даже по мягкому ковру дерна топали и топали... Мягко, гулко...
Спине стало совсем зябко.
Но... топот удалялся.
И тут Ибрагимбек выпрямился и через голову комиссара неистово заорал:
— Эй, бездельники! Убирайтесь! Все убирайтесь.— И уже спокойнее. — Не мешайте... Решать надо. Связывать и развязывать. Связывать и решать. Вон отсюда!
Он схватил другой чайник, поболтал его, но пить не стал.
— И вот ты, урус комиссар... ты читал? Все читал. Поезжай... Скажи своему начальнику — начдиву Георгию, что ты читал. Скажи: «Эй, начдив, сдавайся командующему исламской армией Ибрагимбеку, пока не поздно». Пусть выведет свою конницу из крепости Душанбе. Пусть бросят винтовки и проклятые свои клинки на землю на берегу Кафирнигана. И пусть знают: Ибрагим-бек-командуюШий дарует сдавшимся жизнь и коня. А кто не сдастся, тому вот такая петля... «кушт-и-гоу». Всех передушу! Иди скажи. Ты, комиссар, ученый человек, домулла, мусульманский закон знаешь, объясни начдиву Георгию—воевать бесполезно, когда Англия, Франция, Америка со мной, Ибрагимбеком... Иди...
Когда комиссар встал и со спутниками пошел к коновязи, Ибрагимбек вдруг нагнал его и схватил своими железными пальцами за плечо.
— Скажи, комиссар, испугался? А? Объясни начдиву Георгию — у него голова есть на плечах — послезавтра Ибрагимбек прибудет на площадь перед крепостью Душанбе. К нашему прибытию построить все войско гарнизона на площади. Пусть нас ждут...
Он снял руку с плеча комиссара жестом, будто погладил его, заскочил спереди и, кривя оттопыренные губы, доверительно зашептал:
— А в Душанбе много женчин урус, а? А у урус женчин очень белая кожа, а? Урус женчин очень гладки?
Отстранив командующего армией ислама, комиссар не торопясь сам взнуздал коня и поднялся одним рывком в седло.
«Балаган... животное, шут гороховый!.. Вот где ужас и комедия!..»
Но он это подумал, а не сказал вслух.
Он бросил последний взгляд на изумрудную лужайку, на полосатый палас с дастарханом, на разбросанные в беспорядке пиалы, тарелочки с кишмишом, на лежавший на боку чайник, с отлетевшей в сторонку крышечкой на ниточке. А еще запомнилась широкоскулая, мясистоносая, вся в бороде личина командующего исламской армией и застывшее в мертвенной улыбке белесое лицо его советника Мирзы.
И снова холодок пробежал по спине, и ужасно потянуло обернуться... Хоть разок глянуть, а что басмачи там делают за его спиной.