пьёшь карменере, забираешься под покрывало,
кладёшь себя в мои руки и по чуть-чуть
в них растворяешься, дышишь всё глубже, тише.
а я замираю. и очень тебя хочу.
и... мягко баюкаю вас.
71. дорогой мой Бог, ты спрашивал про мой «женский каприз» – так вот он...
дорогой мой Бог, ты спрашивал про мой «женский каприз» – так вот он:
сделай меня лучшим в мире громоотводом.
да-да, меня, в этой шапке нелепой, в боксерах, в свитере синем.
сделай меня мудрой, спокойной, сильной,
как гоша (который жора, который гога)
из кино про москву. там ещё баталов играет. ну, Бог, а
почему бы нет? ты же сам понимаешь – сдюжу!
я была юлянчей, юляшей и яшей, и даже юшей –
так давай попробуем! просто: возьми и сделай,
ты же можешь.
72. Бог! /нет, не так. итак:/ дорогой мой Бог!..
Бог! /нет, не так. итак:/ дорогой мой Бог!
я куплю лотерейный билет, перестану грызть ногти!
только бы одна во сне утыкалась в мой левый бок,
а другая была уверена в каждой ноте.
73. анечка, здравствуй. мне опять приснилась она...
анечка, здравствуй. мне опять приснилась она.
с глазами женскими, с повадками пацана.
и не говори мне снова, что ты не беременна.
ведь всё известно: как «девчушку-то» назовём;
какую ей сказку придумаем; что соврём
про капустного аиста... какой поднимется рёв,
когда она перестанет верить в деда мороза!
любить её будем кишками, пороть – ладонью и розгой.
анечка, слушай. слушай меня внимательно:
ты ведь лепилась как раз для того, чтобы быть матерью,
так нахуя тебе эта нелепая математика?
ведь всё понятно: мне средний напишет «да!» =>
я позвоню тебе, и (точь-в-точь как тогда!)
начну всхлипывать в трубку => а ты скажешь мне: «ерунда.
пара швов, плюс после наркоза я не вязала лыка,
но, зыкина, если бы ты только видела эту её улыбку!»
а у меня опять будет небо и в коленях, и в голове...
ты всё прочла? так! а ну прекращай реветь!
74. он вдруг вскакивает, громко орёт: «идея!»...
он вдруг вскакивает, громко орёт: «идея!»,
потом пишет пару-тройку строчек в неделю,
потом ему нужен допинг, потом ему нужны деньги,
потом возникает потребность поехать в дели,
дабы почувствовать, что есть кто-то его мудрее,
затем он бубнит о доме – о сыне – о древе,
отбрыкиваясь от давно заждавшейся дрели,
ибо: «какие шурупы, когда я в процессе, в деле
всей моей жизни!?» – горячится, кричит, потеет =
росинки солёные на упрямом жилистом теле
вызывают желание носом уткнуться в телек,
налить себе пива, плечо его полизывать еле-еле.
– нет! нет! не прелюдия, не медленный танец ебли,
не льсти себе, милый. звони любовнице. ей ли
не знать, что для такси ты жаден, а на метро доедешь
часа через полтора, то есть где-то к полуночи? это
критично. она устала. ей завтра на службу. и... чёрт бы побрал поэтов!
75. такие забавные вы... стараетесь получше улечься сначала. потом – получше усесться...
такие забавные вы... стараетесь получше улечься сначала. потом – получше усесться.
выбираете: «кем быть спокойнее в этом ковчеге? пожалуй, побуду мичманом!»
а она... она спит у меня на груди, подложив под голову моё беспокойное сердце,
и это самое сердце выстукивает ей в ушко колыбельную. аритмичную.
76. счастье – в три утра запивать твои поцелуи прохладным брютом...
счастье – в три утра запивать твои поцелуи прохладным брютом.
счастье – шептать «я люблю тебя» и добавлять «а ты?»
счастье – на цыпочках, чтобы не разбудить, выходить из спальни,
отчётливо ощущая, как лет через пять в Тоскане
такой же ноябрьской, но куда более тёплой, ночью
я буду вставать к хныкающей во сне дочери.