- Где вас искать?
- Просто поезжайте медленно по главной улице. Здесь всего одна улица - она же автострада штата. Я буду поджидать вас. Ночью здесь вряд ли окажется много машин.
- Я глупо себя чувствую, - призналась она. - Все это так...
- Мелодраматично, - подсказал я.
- Наверное, это можно назвать и так. Но, как я уже говорила, я все равно собиралась отправиться на восток.
- Буду ждать вас.
- Я приеду, - сказала она. - Через полчаса, может, немного позже.
Выйдя из будки, я обнаружил, что ноги у меня затекли от той неудобной позы, в которой я крючился в тесноте кабинки. Я захромал к стойке.
- А вы не торопились, - кисло буркнул бармен. - Я уже выпроводил Джо, и мне пора закрывать заведение. Вот ваша выпивка. Не тяните с ней.
- Буду польщен, - сказал я, взяв стакан, - если вы присоединитесь ко мне.
- Хотите сказать, если я с вами выпью!
Я кивнул. Он отрицательно покачал головой.
- Не пью.
Я допил, расплатился и вышел. Почти сразу же огни за спиной у меня погасли, а вскоре на пороге появился бармен; он шагнул на улицу и стал запирать дверь. Собравшись уходить, он споткнулся обо что-то, валявшееся на тротуаре, однако сохранил равновесие. Потом нагнулся и подобрал - это была бейсбольная бита.
- Чертовы мальчишки, - проворчал он, - носятся взад и вперед по вечерам. Кто-то из них забыл... - В раздражении он швырнул биту на стоявшую возле двери скамью. - Что-то я не вижу вашей машины.
- Ее и нет.
- Но вы говорили...
- Знаю. Но если бы я признался, что машины нет, понадобились бы долгие объяснения, а мне надо было позвонить.
Он смотрел на меня, покачивая головой, - еще бы, человек возник ниоткуда, и у него нет машины.
- Я приплыл на каноэ, - сказал я, - и привязал его у причала.
- И что же вы собираетесь делать сейчас?
- Оставаться прямо здесь. Я жду друга.
- Которому вы звонили?
- Да, - согласился я. - Которому я звонил.
- Ну, спокойной ночи, - проговорил он. - Надеюсь, вам не придется ждать слишком долго.
Он зашагал по улице к дому, но несколько раз приостанавливался и, полуобернувшись, поглядывал на меня.
12
Где-то в прибрежном лесу ворчливо бормотала сова. К ночи ветер стал пронизывающим, и мне пришлось поднять воротник рубашки, пытаясь сохранить хоть чуточку тепла. Бродячая кошка осторожно кралась вниз по улице завидев меня, она наискосок перешла на противоположную сторону и растворилась во мраке меж двух домов.
С исчезновением бармена Вудман окончательно приобрел вид покинутого города. Раньше я не обратил на это особого внимания, но теперь, когда мне было совершенно нечего делать, я осмотрелся и заметил, что он выглядит запущенным и обветшалым - один из тех маленьких умирающих городков, что обречены на забвение в еще большей степени, чем Пайлот-Ноб. Тротуары растрескались, и в щелях проросла трава. Давно не крашенные и нуждающиеся в ремонте дома несли на себе отпечаток времени, а их архитектура, если только к облику здешних зданий можно было применить это слово, была как минимум столетней давности. Некогда город был - должен был быть - молодым и подающим надежды; в те времена наличествовала некая экономическая причина его возникновения и существования. И причиной этой, я знал, должна была быть река - в те времена, когда она служила торговой артерией, когда продукция ферм и фабрик отвозилась на пристань и грузилась на пароходы и те же пароходы привозили сюда все необходимые товары со всех концов страны. Но река давно отыграла свою роль в экономике и вернулась к первобытному состоянию, одиноко струясь по узкой полоске поймы. Железные дороги, скоростные шоссе и пролетающие высоко над нею самолеты отобрали у реки все роли - за исключением той изначальной и главной, которую от века играла она в земной экологии.
И теперь Вудман стал захолустьем, уподобился тихой заводи общественной жизни, во всем подобной множеству тех мелких заводей, что лежат в извилистых меандрах, отделенных от главного русла реки. Некогда многообещающее, может быть, даже важное место; когда-то процветавшее, но впавшее ныне в нищету, оно упорно цеплялось за крохотную точку на карте (да и то не всякой карте!), как место обитания людей, так же мало соприкасавшихся с миром, как и сам город. Мир продолжал идти вперед, но маленькие, умирающие городки вроде этого отказывались идти с ним вместе; они отстали, впали в дремоту и, возможно, не заботились больше ни об остальном мире, ни обо всех его обитателях. Они сохранили - или сотворили себе, или цеплялись за - мир, который принадлежал им и которому принадлежали они. Я понял, как мало имеет значения то, что на самом деле приключилось с этим городом, поскольку сам он больше не имеет никакого значения. "Жаль, - подумал я, - что такое должно было случиться, потому что в этих маленьких, забытых и забывавших городках все еще живы редкие ныне проявления человеческой заботы и сострадания, человеческие ценности, в которых мир нуждается и которыми мог бы воспользоваться, ибо сам он давно их утратил".
В городках наподобие этого люди по-прежнему слышат воображаемый вой стаи оборотней, тогда как остальной мир прислушивается к куда более отвратительному звуку, который может оказаться предвестием громового раската атомной гибели. И мне почудилось, что из этих двух звуков вой оборотней может оказаться гораздо более естественным для слуха. Ибо если провинциализм таких маленьких городков и был безумием, то безумием мягким, даже приятным, в то время как сумасшествие внешнего мира было лишено какой бы то ни было доброты.
Вскоре приедет Кэти - по крайней мере, я на это надеялся. Если она не появится, это будет вполне объяснимо. Мне не следовало обольщаться: пообещав примчаться сюда, она по зрелом размышлении могла передумать. Я припомнил, с каким недоверием сам отнесся поначалу к запискам моего старого друга, хотя у меня было тогда уже гораздо больше причин поверить в истинность его умозаключений, чем сейчас у Кэти.
И что мне делать, если она не появится? Похоже, мне останется лишь вернуться в Пайлот-Ноб, собрать вещи и отправиться в Вашингтон. Причем я понятия не имел, куда там обращаться. В ФБР или в ЦРУ? И - к кому? У кого достанет внимания выслушать мой рассказ и не отвергнуть его, как бред сумасшедшего?