Когда Лена это говорила, я вспомнил сумасшедших (или жуликов), рассказывавших на телевидении, как хитро их похищали инопланетяне, как они выглядели, как скрывались среди нас, и как они продолжают с ними общаться в назначенные для сеансов дни.
- Ты что замолчал? - спросила Лена, которую явно влекло ко мне, как человеку. Меня же совсем не тянуло в холодную и узкую дыру в скале, служившую Кыы тюрьмой, и потому я спросил:
- Я подумал, что любой гинеколог, осмотрев тебя, придет к выводу, что ты много раз рожала…
- Чепуха. Они вставят в мою голову убеждение, что я была у инопланетян в сексуальном рабстве. Кстати, в лекции был раздел, посвященный способам любви и размножения центаврианцев. Поверь, землянин такого выдумать бы не смог, так что мне поверят и ученые.
Представив, как Лена рассказывает своему гинекологу о годах, проведенных ею в центаврианских салонах и домах терпимости, я улыбнулся. На этом свете все можно обратить в шутку, обратить, чтобы хоть как-то выжить!
- Давно хотел спросить у тебя, а куда деваются дети, рожденные людьми или от них? – поинтересовался я у Лены, подумав потом, что беседу надо бы скорей закончить, чтобы вновь не оказаться в отверстии, проделанном в скале.
- Пошедшие в них дети, то есть покрытые в той или иной мере шерстью, живут с ними лет до 15, потом им находят пару, они образуют новую семью и уходят, некоторые очень далеко, ведь найти место, пригодное для скрытного образа жизни, не так легко. А пошедшие в нас, отправляются в города, мы об этом уже говорили.
- Как ты думаешь, сколько их на Земле?
- Трудно сказать. Может, их сотни, объединенные телепатически. Может, несколько тысяч, может, сотни тысяч…
Я представил родную свою планету, скрывающую от глаз человека множество снежных людей. В подземельях метро, в подвалах, канализации, чердаках… Некоторые из них, не очень отличающиеся по облику и конституции от людей, возможно, живут открыто, ведь почти все люди поглощены самими собой, мечтой о новой машине, большей квартире, и с каждым новым десятилетием все больше и больше уходят в себя, в свой все более сужающийся круг, в личные интересы. А сколько людей пьянствуют практически с детства, ничего не видя и ни о чем не мечтая, кроме водки? И пройдет сотня-другая лет, люди протрут глаза и увидят, что не они хозяева Земли, а снежные люди. И что в мире царствует не благословенное Царство Потребления, гарантирующее своим членам возможность приобретения все новых и новых предметов и услуг, а что-то другое, отдающее человеку, высшему творению природы, всю Вселенную, ее прошлое и будущее...
- И вот еще что, Женя… - посмотрела на меня Лена жалостливо. – Я тебе говорила, что родила от четырех обезьян. Когда стала жить со второй, ее звали Быы, мне стало казаться, что она и первая, которую звали Тыы, есть одна и та же обезьяна. Но лишь начав жить с Кыы, поняла, что между ними просто существует мгновенная телепатическая связь. И не только телепатическая, как сейчас я уверена. Любой поступок или состояние любого из них тут же влияют на остальных. Это легко понять, если представить их общество как огромную молекулу, может быть, размером во Вселенную, атомами которой они являются. И им надо растить эту Молекулу, расставлять в ней новые атомы, чтобы легче управлять Вселенной…
- Не понял. Это что-то квантовое из области нелокальности? – выпало мое внимание в осадок скепсиса.
- Я такими словами как нелокальность мира пользоваться остерегаюсь. Я лишь знаю, если Быы выщиплет свою мордочку, то это же сделают все четверо. То же с оргазмом…
- Что-то не то ты говоришь, Елена - не стал я язвить. – Если их миллионы, и между всеми существует связь, то все они от рождения до смерти должны быть в синяках, болеть одновременно сотнями болезней, страдать в унисон от колик и зубной боли. Общество так взаимосвязанных людей не может существовать! И еще, зачем тогда передавать нас по рукам? Когда Цыы забеременела от меня, то по твоей теории забеременеть должны были все остальные снегоженщины мира?
- Ну, это уже слишком, это уже что-то из области телепортации спермы. Существуй эта телепортация, но она бы в момент скособочила бы генофонд снежных людей.
- Может и так, а может, в твоем ребенке смешаются гены всех снежных людей, и он вырастет гением.
- Размечтался. Станет гением, и будет тебя презирать, как человеческого мужчину. А с другой стороны получается, что все снежные люди гении. Ладно, хватит об этом, а то голову сломаем, - устала от разговоров Лена. - Когда пойдешь по этапу, посмотри, понюхай, порасспроси, будь внимателен, может, чего и поймешь.
- Бьюсь об заклад, что ты научный сотрудник лаборатории короткохвостых раков или даже завлаб, - сказал я, решив, что обстоятельства жизни Лены не могли не повлиять на ее душевное здоровье, также, как мои обстоятельства повлияли на мое.
- Ты прав, я научный сотрудник ФИАНа.
- И заядлая туристка? – представил я женщину, в густой ночи сидящую у костра в кругу товарищей.
- Да. Была…
- Понятно. «Бананы давно пожелтели, и листья давно облетели. Но каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом?»
Лена засмеялась и пропела:
У девушки с острова Пасхи
Украли любовника тигры,
Украли любовника в форме полковника
И съели в саду под бананом…
Она оборвала песню – к нам кто-то от озера поднимался, вероятно, Кыы, обуреваемый желанием поместить меня в свой импровизированный карцер.
5.
После того, как Цыы – к тому времени я звал ее Цыпой, - забеременела, она потеряла ко мне всякий интерес, но «по этапу» не отправила. Я чувствовал, что меня, фактически обратив в мебель, придерживают до появления ребенка на свет. Если он родится снежком - так я их стал называть, – меня оставят для рождения следующего ребенка, если похожим на человека, переправят к следующей женщине. Почему? Да потому что в первом случае ребенок останется при матери, а в другом – будет немедленно отправлен в особую школу, а потом в какой-нибудь город или селение. Вы можете спросить, откуда я это узнал? Отовсюду! Ведь они, в том числе жившие в других весях, говорили между собой телепатически, и я, отварившись в этих телепатических волнах, кое-что узнавал, кое-что из того, что ими не фильтровалось.
Я стал дожидаться своей участи, выполняя обязанности помощника по хозяйству и штрих за штрихом выведывая образ жизни своих хозяев и вообще, снежно-человеческого рода. Лена мало мне в этом помогла – во-первых, ее, множество раз топтаную обезьянами, влекло ко мне, что могло скверно для меня да и для нее обернуться (Кыы не спускал с меня глаз), а во-вторых, неминуемое очередное расставание с очередным ребенком плохо отражалось на ее рассудке. Я несколько раз пытался вызвать девушку на откровенность, но беседы, подобной той, в течение которой она мне рассказала об особенностях снежных людей, ни разу более не получилось.
…Когда Цы (двухсложные имена – например, Выы, - у снежных людей оказались уменьшительно-ласкательными) родила обезьянку, Кы лубяной веревкой связал мои руки за спиной и повел глубокой ночью в следующее снежное семейство. Уже под утро мы подошли к нескольким слепившимся домам-саклям, сложенным из неотесанных камней, скрепленных глиной. К моему удивлению на завалинке одного из домов сидели бок об бок старик и старуха местной национальности. Они не спали, но безотрывно смотрели в звездное небо, оно блистало меж двух хребтов, спускавшихся к равнине, где был город, ночью блистающий маревом электрических огней. Посмотрев им в глаза, я понял, что люди находятся в растительном состоянии и стоят на страже, то есть охраняют снежное от человеческого. Тут из подвала соседнего дома тенью выскользнул снежный человек, подошел к Кы, поприветствовал его; они немногосложно обменялись информацией. Через минуту к ним присоединилась юная снежная женщина.