Выбрать главу

- Мне этого не понять… - вздохнул я, чувствуя себя убогим звонарем Собора парижской богоматери.

- Конечно, не понять, ведь всему этому надо учиться, так же как надо учиться виноделу, чтобы тонко чувствовать вино. Хочешь, я научу тебя ходить по круглой Земле? Пойдем со мной!

Она провела меня в один из дальних гротов, служивший помещением для детской площадки. В нем находился огромный, диаметром в три метра, шар, сделанный из ивовых, видимо, веток и обшитый шкурами.

- Залазь на него вместе со своей сковородкой, - сказала,  неуверенно улыбаясь. Мышка не верила, что я отнесусь к ее предложению серьезно.

Я полез, чтобы ее не расстраивать, по приставленной лестнице, конечно. Залез на самую макушку, стал драить сковородку, воображая, что стою на круглой  Земле, что Сатурна сейчас не видно, а внутри у меня 5 (пять) килограммов разнообразных металлов, миллионы лет назад, рожденных в недрах сверхновых звезд. Дураком я себя, естественно, чувствовал, но кое что философское до меня доходило и до сих пор доходит.

7.

В этой моей обители, второй по счету, никого не было,  лишь Мы и ее муж Жы. Они мельтешили передо мной, суя сковородки и прочую посуду, которую надо было почистить, или штаны для стирки, или глину для лепки очередного горшка. Но они были вполне терпимы; в них, простых и органичных, не было ни грана фальши, подлости, самообмана.

Вторая моя обитель… Я ведь еще не обрисовал вам ее. Упомянутые выше слепившиеся друг с другом дома-сакли, сложенные из неотесанных камней, скрепленных глиной, образовывали лабиринт на крутом берегу бурной реки. Выбраться из него было невозможно, тем более, по его закоулкам бродили огромные собаки, из пастей которых тянулись к земле тяжи голодной слюны. Люди боялись этого брошенного селения, даже охотники не заходили в него. А если кто и заходил, то тут же на него падал камень из разрушавшейся стены или стропило разваливавшегося дома

Жили мы втроем в обширной пещере под саклей, висевшей над речным обрывом. Жили неплохо, но без Лены было скучно, а вот снежки, общаясь со всей Вселенной, совершенно не скучали.

Со временем, как уже говорилось, я начал тупеть, мой лексикон сократился до нескольких  десятков слов (если бы вы знали, как тяжело мне набирать эти строки!). Этому способствовал и мой распорядок дня. Он был донельзя прост: я вставал, завтракал, работал по дому (подметал, мыл, скоблил, долбил, варил, ремонтировал сакли, устраивал ловушки, для непрошеных гостей, спал с Цы и забывался во вселенском сне. И так каждый божий день. Когда, наконец, она забеременела и родила славненького снежка, совсем на меня не похожего, хотя я сильно оброс и стал походить на обезьяну, меня отправили в следующее семейство, потом в еще одно, и еще, пока как-то утром, я не обнаружил себя на свалке небольшого городка или селения, не знаю, не интересовался.

Бомжам, принявшим меня в свою семью, я рассказал, что телепортировался на их свалку с одной из планет Альфы Центавра, на коей занимался практической евгеникой, то есть перманентно улучшал генофонд населения посредством женитьбы на самых симпатичных женщинах. Сначала надо мной смеялись, но потом наш босс Семен Семеныч смекнул, что на мне можно заработать, и однажды на нашу свалку привели журналиста и устроили ему со мной пресс-конференцию. На ней все члены нашего бомж-коллектива по одному и хором рассказали писаке, как я воплотился в виде человека в самое полнолуние, в снопе яркого света, и надо мной пели ангелы, перемещавшиеся в летающих тарелках. Журналист, конечно, этому не поверил, но вечный студент Юра со своей мобилы показал ему фотографические снимки случившегося происшествия, и  деятель пера и бумаги решил попытать счастья в свой редакции, попутно объяснив студенту, как харизматичнее пользоваться Фотошопом, чтобы летающие тарелки мало отличались от настоящих.

С тех пор я стал звездой телевидения, точнее 4-го его канала. Это мне нравилось, потому что много приходилось ездить по разным весям и континентам на разные конференции посвященные НЛО, межпланетным цивилизациям и снежному человеку. На одной  телепередаче в Останкинском телецентре, посвященной нелокальности Вселенной, я встретил Лену. Она рассказывала телезрителям, как однажды в туристическом походе к лагерю ночью подкрались инопланетяне и, тихонечко утянув в ближайшие заросли спальный мешок, в котором она сладко спала, скрутили его вместе с ней и увезли на летающей тарелке в свою галактику и стали ее там всесторонне изучать. Особо, как она поняла, их интересовали детородные функции человека. Изучив их досконально, они создали ей партнера, с которым она родила 12 детей, еще несколько десятков родились из отобранных у нее яйцеклеток и искусственных сперматозоидов. Разглядывая свою соратницу по несчастью, я с удовлетворением понимал, что она не сошла с ума, но, как и я с Семенычем, ставшим моим Директором по… ну, в общем, по чему-то там денежному, зарабатывает себе на жизнь.

Вы не поверите, но за два дня до той передачи, я шел по своей улице и увидел женщину на втором этаже дома, располагавшегося рядом с моим. Она стояла за кружевной шторой и пристально смотрела на меня. В ее взгляде было что-то соединяющее не только зрительно, но и чувственно, и я подошел поближе, чтобы ее разглядеть. Женщина, - это была Мышка?! - явно испугавшись, тут же отвернулась и отошла от окна. Ночью, во сне, я вновь узнал ее: мое сознание увеличило картинку, запечатленную памятью, сделало ее резче, и я узрел снежного человека, женщину Мы, прижимавшую к груди детеныша. Моего?..

Дальше – больше, ведь чем больше знаешь, тем больше видишь. Теперь, выходя на обычную для себя полуденную двухчасовую прогулку, я встречаю трех-четырех человек, в которых чувствами моими угадываются снежные люди, родившиеся похожими на нас, то есть не покрытые шерстью и нашей комплекции. Они, как правило, похожи друг на друга, и не внешностью, а собранным внутренним содержанием. Они не гуляют, не идут в магазин или в детский сад, не пьют водки и пива, они как многоядерный процессор выполняют тяжелую работу, иногда даже видно, как они греются от этой работы, и что она успешно продвигается.

- Они везде, - всегда думаю я,  рассматривая очередного снежного человека, - и они к чему-то идут, к чему-то ведут нас, чего-то особого добиваются! Чего они добиваются? Чего? Того, что не под силу человечеству, живущему ради модных кроссовок и новых машин?

Я попытался систематизировать этих людей, и скоро получилось, что одеваются они просто, но добротно, стоптанные их башмаки с любовью отремонтированы и ездят на машинах не модных, но еще способных на преодоление многих километров. Еще они никогда не бывают праздны, они куда-то направляются энергичным шагом, они едят в кафе, тщательно пережевывая пищу. Они на марше, они идут сплоченной колонной в противоположную нашей сторону. И они придут к себе.

А мы? Куда мы придем? Не знаю. Я даже не знаю, к чему мы придем с Леной, не знаю, хотя мы любим друг друга и живем под одной крышей, спим в одной кровати и воспитываем своего ребенка. Не знаю, потому что люди живут как дикие цветы, которые ничем не управляют. Они лишь привлекают к себе внимание. Чье внимание? Бога? Но зачем ему мы, пустые и одинаковые?