Одной из сильных сторон тихоновского характера всегда была смелость, воспитанная им в себе еще в детстве. «Слабо – не слабо» мальчишки времен его детства проверяли весьма своеобразным способом. Чтобы доказать, что ты не трус, надо было залезть ночью в чужой сад за яблоками. Причем у каждого был свой сад, где такими же яблоками можно наесться до отвала. Но какой же в этом интерес?» И вот, бывало, летом, – вспоминает Тихонов, – спим мы, мальчишки, вповалку во дворе, кто-то травит байки, а потом возникает идея: айда за яблоками! Естественно, выбирали самый опасный сад – где высокий забор, злая овчарка, сторож с ружьем, заряженным солью. Яблоки из этого сада – самые вкусные. Заставить себя залезть именно туда – в этом было и озорство, и смелость, и мальчишеское желание не отстать от других. Ведь и своеобразный кодекс чести существовал: за одно тебя уважали, а за другое могли нещадно покарать».
Однако, несмотря на массу положительных качеств, была по молодости у Вячеслава Васильевича и пагубная страсть – курение. Говорили, что курить актеру пришлось начать во время съемок «Дело было в Пенькове». На самом же деле кино здесь ни при чем.
– И курево, и наколки, – объясняет Тихонов, – это все из-за безотцовщины. Отцы ушли на фронт, мы, малолетние, остались с матерями одни – тогда и начали покуривать. Отказаться нельзя было, как нельзя было не сделать наколку: не хочешь – значит, чужак. В то время взрослые часто ездили на юг за хлебом. Набирали каких-нибудь вещичек, которые можно было обменять на пшеницу, и отправлялись на поезде из нашей средней полосы в южные края. И мальчишки тоже забирались на крышу вагона. Привозили так называемый турецкий табак – очень крепкий. Помню, попробовал в первый раз – не очень мне понравилось. Но все ребята вокруг с цигарками ходят – и я должен. Только где брать табак? Тогда мы изобрели такой способ: делили улицу на двоих. Каждый шел по своей стороне и собирал чинарики. Набрав гору заплеванных, раскисших под снегом чинариков, шли в наш штаб. Штабом мы называли дом, где жили два брата-сироты. Затапливали русскую печь, расшелушивали все наше богатство на сковородку, сушили табак, а потом крутили цигарки. Когда отец вернулся с войны, он сразу почувствовал, что от меня пахнет табачком. «Покуриваешь, сынок?» – спросил он. Ну а что я мог ему ответить? Молчал. Время такое: мальчишескому уставу нужно было соответствовать. Отец на работе целый день, мать тоже. Нет, бывали, конечно, серьезные разговоры с отцом, но всегда в мягких тонах. И не более, чем разговоры.
Я воспитывался в рабочей обстановке, меня окружали дети рабочих. В маленьком ткацком городке Павловском Посаде, где я рос, отношения между людьми были очень простые. Нас не столько школа воспитывала, сколько улица. Мальчишеское братство. Видите, у меня наколка на руке?
Это как раз начало войны. Тогда все ходили с наколками – так модно было. Хорошо еще, мне хватило ума наколоть только свое имя «Слава». Все украшали себя именами первых девочек, а у меня тогда девочки не было – ну и вот. А потом никак не мог это дело вытравить. Пришлось двух князей с наколкой играть.
Артистом Тихонов стал вопреки воле родителей. «Когда я объявил им, что хочу стать актером, – рассказывал он, – и что буду поступать в Институт кинематографии, дома поднялся переполох: «Даже думать забудь об этом, какой из тебя актер? Посмотри, чем занимаются твои отец и мать!» Отец Василий Романович у меня был механиком по ткацким станкам, а мама Валентина Вячеславовна – воспитательницей в детском саду. Споры бушевали громкие, даже до слез доходило – не помню, моих или маминых. И вот в один из вечеров разгорелся очередной спор о том, куда мне идти. Отец гнул свое: «Никакого кино – ты должен заниматься техникой, как я». А мама говорила: «Ты должен получить профессию, с которой легче будет жить, – да те же продукты доставать, поэтому поступай в Тимирязевскую сельхозакадемию». На шум вышла моя бабушка – глава нашего дома, очень мудрая женщина и доброты невероятной. Если есть во мне доброта, то она от нее. А если есть строгость – это от деда. Он был машинистом, водил длиннющие поезда по Нижегородской ветке, не пил и не курил, был до чрезвычайности строг, но все его любили. Так вот, вышла моя бабушка, сама доброта, и, обращаясь к маме, сказала: «Валя, не запрещайте Славику идти туда, куда он хочет. Он еще молодой и сам не раз сможет свое решение изменить. Но если вы ему сегодня запретите, он всю жизнь будет считать, что вы ему помешали…» Сказала эти мудрые слова и тихо ушла обратно в свою комнату. После этого я с молчаливого родительского согласия стал сдавать экзамены во ВГИК».