С тем же чемоданом, желая бросить всё и его тоже, я шла по вечернему городу и с завистью смотрела на светящиеся теплым светом окна многоэтажек, во многих из которых уже сверкала новогодняя гирлянда. Кто-то готовился к празднику, до которого ещё месяц, а я, убитая собственным отцом, бесцельно бродила по городу, принимая участь бродяги.
Пару раз меня посещала мысль найти сходку бомжей и принять новую действительность или просто найти бочку, в которой, как в американских фильмах, развести огонь и погреть хотя бы руки. Ведь у меня с собой не было ни варежек, ни перчаток, да и одежда на мне больше подходила для того, чтобы добежать от какого-нибудь здания до остановки общественного транспорта и обратно.
Я замерзла. Лишний раз решила не плакать, чтобы от слёз не мерзло и не щипало лицо.
Отчаявшись и понимая, что у меня нет денег даже не то, чтобы снять комнату в какой-нибудь гостишке, я позвонила маме.
На звонок она не ответила, но сразу перезвонила.
- Что-то случилось, Линочка? Прости, я сразу не ответила. Не успела, - на заднем плане была слышна музыка, и какой-то женский голос настойчиво звал маму. – Сейчас, Кать. Секунду, - ответила мама этому голосу, немного отдалившись от трубки. – Ой, Лин, прости. У Катьки тут день рождения. Ты же знаешь, что я всё это не люблю. Все эти вечеринки, танцы и караоке, но Катька вытащила. Убедила, что мне нужно развеяться, а не только работать. Да, и я живу у неё, всё-таки. Как-то неудобно отказывать. В общем… У тебя всё хорошо, дочка?
Я вообще не помню, чтобы мама хоть раз в жизни веселилась. Папа постоянно держал её дома, говоря, что ей «там» делать нечего, да и она сама особо никуда не рвалась. А со временем уже сама говорила папе, когда он её куда-то приглашал с собой, что ей «там» делать нечего.
И как я сейчас, когда она первый раз в жизни беззаботна и весела, расскажу ей обо всём, что у меня происходит?
- Всё хорошо, мам. Просто так звоню. Спокойной ночи пожелать.
- Точно всё хорошо? Голос у тебя какой-то странный? Не заболела? Папа тебя там точно не обижает? Моё предложение пожить вместе всё ещё в силе. Снимем квартиру. Моей зарплаты хватит. В крайнем случае, в чем-нибудь ужмёмся, поэкономим…
В трубке послышалось, как музыка начала отдаляться, а затем остался только стук маминых каблуков.
С каждым словом из маминого голоса пропадала веселость. Я почувствовала укол совести.
- Всё хорошо, мам. Правда. Просто устала, наверное. День какой-то идиотский.
- Конечно, солнце. Ты же у меня умница – и учишься, и работаешь теперь. Это тяжело. А я тобой горжусь, - от этих слов на душе мгновенно стало тепло. Мамины слова, как пластырь, собрали осколочки разбитого сердца и подлатали его. – Но если тебе совсем тяжело, то бросай работу. Не мучай себя. Главное – учёба. А с деньгами я помогу. И папа… когда за голову возьмется.
- Да не, мам. Всё нормально. Я справляюсь. Просто день такой случился. Посплю и всё пройдёт.
- Ну, хорошо. Умница моя, - кажется, мама немного выпила. Уж слишком много комплиментов в мой адрес. Но мне приятно. – В выходные тоже повеселись. Я тебе для этого денежку скину.
- Спасибо, мам. Спокойно ночи.
- Спокойной ночи, доча.
Закончив разговор, я села на скамейку на автобусной остановке и поставила чемодан у ноги. Пролистала контакты и поняла, что больше звонить некому. Потому что, если позвонить подругам, то тогда придётся, либо признаться в том, что я давно нищая и вру, либо изображать весь оставшийся вечер, ночь и утро веселья, а на это у меня нет никаких сил.
Немного подумав, и выбирая между ночевкой на остановке или на диванчике в кабинете Афанасьева, я выбрала второе.
В офисе всегда дежурит охрана, готовая сорваться на любой вызов, и никто из них не выдаст меня Афанасьеву. По крайней мере, я надеюсь на то, что у меня с ними действительно хорошие отношения. Да даже если и выдадут, то уже утром, когда я переночую и свалю, надеюсь, за ночь придумав, где мне жить теперь.
В стеклянную дверь, конечно, уже закрытого в полночь офиса, мне пришлось стучаться и ждать, когда кто-нибудь спуститься ко мне с этажа охраны.
Довольно быстро ко мне спустился шкафоподобный Димочка и несколько секунд с хмурым выражением лица смотрел на меня так, будто не узнал.
- Свои, - сказала я, сняв с головы капюшон куртки.
- Поздно для своих.
- Я там кое-что не доделала. Если Афанасьев узнает, убьёт. Пустишь?
- Афанасьев может, да, - понимающе вздохнул Димочка, любимчик Ангелины Дмитриевны. Немного подумал и взмахом руки пригласил пройти в здание. – Проходи. Если что-то надо будет, мы с пацанами в бильярдной.