Увидев, что произошло, эльдары бросили попытки захватить остальные челноки, без сомнений, поражённые ходом событий и опасающиеся других хитроумных ловушек[171] и отвели большинство своих кораблей за позиции сторожевого охранения. Сервиторы, что управляли подсадной добычей, переключились на вторичные программы и попытались протаранить ближайшие суда ксеносов и взорвать свой смертоносный груз, но никому из них это не удалось — они погибли от сосредоточенного огня эльдарских батарей, немного не долетев до цели.
Тем не менее, таков был решающий удар в этой кампании — по крайней мере, захватчики больше не предпринимали отчаянных попыток прорвать имперские линии обороны, задор покинул ксеносов, они пали духом, а благородные защитники Железоплавильни, напротив — воспряли. Потому, вполне справедливым кажется заявление о том, что стратагема Портена-Херрена, несмотря на то, что её применение не достигло главной цели, в конце концов, была безоговорочно успешной.
Глава 23
Вблизи Небосклон-17 мало чем отличался от других орбитальных и пустотных станций, на которых такому пожизненному бродяге, как мне, довелось побывать — а это значит, что изначальная форма, которой обладал Небосклон-17 за прошедшее тысячелетие или два, была давно погребена под множеством пристроек. Стыковочные узлы, ангары и жилые зоны беспорядочно липли к поверхности станции, что вблизи походила на огромный овощ из металла и бронекристаллов (и который, в чём я был почти уверен, когда–то слепили из нескольких космических кораблей, чьи лучшие дни остались позади и которые теперь, подобно мухам в янтаре, медленно переваривались в глубинах разрастающегося пустотного города). Вокруг станции сновали суда самых разных размеров — от колоссов, способных входить в Варп, но не желающих подставляться эльдарам, до одноместных капсул обслуживания и даже работяг в пустотных костюмах, что окружали Небосклон как мухи — огромный гниющий плод. С того мига, как эльдары заглотили наживку Херрена, больше ничего не взорвалось — по крайней мере, я ничего такого не заметил — и все занимались своими делами настолько спокойно и методично, насколько это было возможно в таких обстоятельствах.
Большинство из них, по крайней мере. Когда мы причалили в небольшом стыковочном узле, явно предназначенном для одного корабля, и покинули катер, следуя за Эмберли, облачившейся в свой блестящий чёрный силовой доспех с золотой филигранью, изображающей Императора и его избранных святых, стайка местных сановников, собравшаяся, чтобы поприветствовать нас, принялась переминаться с ноги на ногу и что–то блеять как стало травоядных, почуявших хищника. Наконец, один аристократ — если судить по его одеждам — сделал шаг вперед (а может это все остальные так искусно спрятались у него за спиной) и отвесил церемонный поклон.
— Добро пожаловать на Небосклон-17, инквизитор. — Сказал он. Голос его дрожал не больше чем у любого другого человека, который не уверен, собирается собеседник застрелить его или нет. — Чем мы обязаны…
— Мое присутствие — не почесть, и вы мне ничем не обязаны. — Отрезала Эмберли, прежде чем её визави смог удариться в пересыпанное штампами велеречие, которое одолевает всех невольных ораторов. Благодаря динамикам доспеха, её голос звучал гулко, как у космодесантника. — Мне нужны самые свежие планы всей станции, настолько подробные, насколько вы сможете найти. Мой эрудит будет знать, что искать. — Сервомоторы доспеха тихо зажужжали как летние насекомые, когда Эмберли жестом подозвала Мотта. Забрало шлема было опущено, так что я мог только представить, какая ухмылка играла на её скрытом от посторонних лице.
— Да. Да, конечно. — Аристократ с готовностью ухватился на возможность закончить разговор и повернулся к Мотту. — Если вы хотите пойти со мной…
— Не особенно хочу, но чем скорее я получу сведения, тем скорее мы закончим наше дело. — Ответил Мотт, что принял куда менее приветливый вид, чем обычно. Он сделал жест Веккману, чья бурая ряса делала инквизитора никому не интересной фигурой на заднем плане. — Ты со мной.