— Еще какую.
— Отлично. Только дай мне принять душ. Я спущусь через десять минут.
Уходя, я слышу его слова:
— Все еще не могу поверить, что ты умеешь так быстро собираться.
— Окей, ты был абсолютно прав, — произношу я, прожевав мягчайший блинчик, который когда-либо пробовала. — Здесь действительно лучшие блинчики. Думаю, не только в Коннектикуте, но и во всей стране. А может даже и в мире.
— Говорил же. — Гаррет заказал черничные блинчики, которые тоже выглядят аппетитно. — Знаешь, пусть это станет нашей воскресной традицией.
— Ты о чем?
— Давай приходить сюда каждое воскресенье. Будет нашей маленькой традицией.
— У меня нет денег, чтобы ходить сюда каждую неделю. И поскольку я вряд ли найду работу в кампусе, то и «Блинного дома Эла» в моем будущем не предвидится. Хотя это было бы замечательно. Я могла бы есть эти блинчики хоть каждый день.
Он вздыхает и откладывает вилку.
— Ну почему ты просто не позволишь мне заплатить за тебя? Ты же знаешь, у моей семьи денег больше, чем она способна потратить. Я же не пытаюсь купить тебе машину. Это всего лишь блинчики.
— Я тебе уже объясняла. Когда люди что-то мне покупают, то я чувствую себя в долгу перед ними. А я не хочу быть тебе должницей.
— А что, если бы мы встречались? — ненароком спрашивает он. — Если бы мы были на свидании, ты бы позволила мне заплатить, так ведь?
— Не знаю. Когда я раньше позволяла парням платить на свиданиях, то взамен они ожидали секс. Поэтому мы снова возвращаемся к проблеме долга.
Он улыбается.
— Ты не будешь должна мне секс. Мы внесем это в наше соглашение.
— Значит, у нас будет соглашение?
— Устное. Можешь сама назвать подходящие для тебя условия.
— Мы же договаривались быть просто друзьями, помнишь? О том, что будем проводить время вместе и узнавать друг друга?
— Тогда забудь об идее со свиданием и просто прими тот факт, что ты делаешь мне огромное одолжение, поскольку знаешь, что я не могу есть в одиночестве.
Моя тарелка наконец опустела, и я больше не голодна.
— Хмм. Мне бы хотелось вернуться сюда еще раз.
— И мне тоже. Но я не смогу без компании.
— И то правда. Хорошо. Думаю, можем попробовать.
Он тянется за кошельком и кладет кредитку на счет, который лежит на столе.
— Неделя первая из воскресений в «Блинном доме у Эла». Наша первая традиция.
15
— Наша первая? Думаешь, будут и другие?
— У нас впереди четыре года, Джейд. Уверен, мы придумаем что-нибудь еще.
Меня удивляет то, что Гаррет задумывается над тем, как мы проведем эти четыре года. Четыре года — это немало. Вряд ли он станет дружить со мной так долго. Но мысль об этом мне нравится. И мне нравится идея с традициями; такого в моей жизни еще никогда не было.
К нам подходит официантка, убирает посуду и забирает кредитку.
— Так какие у нас планы на сегодня? — интересуюсь я у Гаррета.
— Днем я играю в футбол. Я в команде по флагболу[1], и мы играем каждое воскресенье. После мы собираемся у одного парня дома посмотреть какую-нибудь игру. У него восьмидесятидюймовая плазма.
— Не знала, что ты играешь в футбол.
— Один из моих скрытых талантов. — Он одаривает меня той самоуверенной улыбкой, которую я видела множество раз. Я нахожу ее очень сексуальной. Люблю уверенность в парнях и то, что у Гаррета этой самой уверенности хоть отбавляй. И, тем не менее, он никогда не пересекает черту, граничащую с наглостью. К тому же, его самоуверенная улыбочка просто сообщает, что он всего лишь шутит.
— А какие у тебя сегодня планы? — спрашивает он.
— Схожу на пробежку, наверное. Позвоню Фрэнку и Райану.
— Ты никогда о них не рассказываешь. Фрэнк приходится тебе родственником? Он твой дядя?
— Думала, ты знаешь о моей жизни все. Разве отец не говорил тебе о Фрэнке?
— Он и о тебе-то почти ничего не рассказывал. Клянусь.
— Фрэнк мой официальный опекун. Точнее, был им до моего восемнадцатилетия. Они с Райаном переехали в мой район, когда мне было двенадцать.
— Выходит, твой сосед предложил тебе опекунство?
— Он больше, чем просто сосед. Когда я познакомилась с Фрэнком, он заменил мне отца. И он знал мою маму, еще с колледжа.
— Твоя мама училась в колледже?
— Да. Почему ты так удивлен? В двадцать лет ее исключили. Она отучилась два года. В общем, после ее смерти Фрэнк забрал меня к себе. У него рассеянный склероз, и сейчас он прикован к инвалидному креслу. Правда, он нечасто им пользуется, хотя должен.