Когда наступила ночь, он устроил привал, найдя приют среди деревьев и ряда голых скал. Когда лошади были накормлены, а привал обустроен, он приготовил ужин. После этого они вместе сидели перед костром и наблюдали, как он медленно превращался в угольки.
— Твои люди присоединятся ко мне в борьбе против Кронсвиффа и его хетов? Сколько вас живет в Таджарине?
Он посмотрела на него:
— Более, чем достаточно. Но они не военные. Они не понимают борьбы. Они беспомощны перед лицом агрессии, вроде той, что устроил Кронсвифф. Поэтому, нет, они тебе не помогут.
Он покачал головой. Было трудно поверить, что люди могут быть такими пассивными. Однако, на протяжении всей истории бывали примеры такого рода, некоторые даже весьма пугающие. Он, конечно, был слишком строг и не имел права делать так, особенно, когда его противником оказался чародей.
— Мужчины делают то, что они могут, я полагаю.
— Мужчины и женщины, — поправила она, как будто это различие было важным. — Может быть, ты вдохновишь нас.
— У тебя есть семья?
— Нет. Все давно погибли, кроме моего брата. Он был одним из тех, кто подчинился чародею.
Он вспомнил кое–что, о чем она говорила раньше.
— Чародей истощает их, говорила ты. Он высасывает их. Буквально?
Завернутая в свой тяжелый плащ, она была похожа на призрака. Кроме ее лица, все было укрыто, а тени, отбрасываемые складками капюшона, делали черты ее лица какими–то размытыми. Он наблюдал, как она размышляла над его вопросом, и заметил, что она внезапно затихла.
— Он высасывает из них души, — наконец произнесла она. — Он питается ими, как вампир. Это источник его силы. Он питает свою собственную жизнь их жизнями.
Ее глаза заблестели.
— Он иссушает их до шелухи. Потом жизнь затухает и они погибают. Я видела, как это происходит. Я видела результаты его вторжения. Он бы забрал и мою жизнь, если бы нашел меня. Но я долгое время избегала его внимания. И, в конце концов, по настоянию остальных, я убежала из города и направилась искать тебя.
Она сделала паузу.
— Но я не сильный и не благородный человек, поэтому не стоит пытаться сделать из меня больше, чем я есть на самом деле — трусиха, которая бежит от всего, чего боится. Я представитель своего народа, но я делаю это ради себя так же, как и ради них. Я не претендую на какой–либо высокий статус, и не обладаю никакой смелостью, я не испытываю ничего, кроме отчаяния.
— Думаю, ты слишком низко себя оцениваешь, — сказал он. — Отправиться самостоятельно меня искать, осознанно рискуя, что тебя схватят, или что–нибудь похуже — это смелый поступок.
— Ты рискуешь больше, чем я.
— Но я и лучше подготовлен для такого риска. У меня есть опыт и умения.
И мне почти нечего терять, чуть не добавил он. Однако, предпочел этого не произносить вслух, потому что тогда потребовались бы объяснения, которые ему не хотелось давать. Гарет не хотел рассказывать ей, что придавал настолько малое значение своей жизни, что почти не интересовался, выживет ли он или умрет. Если бы он рассказал ей об этом, то ему пришлось бы рассказать также о людях, которых он убил, о тех рисках, которым он подвергался. Все это должно было показать, что его жизнь вообще не имела никакого смысла. Когда вы пошли по тому пути, по которому он двигался с двенадцатилетнего возраста, то довольно быстро обнаружили бы, что возможности найти обратную дорогу практически нет. Когда вы настолько сильны, что все опасения и сомнения несущественны, а тяжелые испытания являлись единственным удовольствием в жизни, то вы продолжаете идти по этому пути, потому что свернуть в сторону было бы провалом, который вряд ли можно было принять.
Она подвинулась поближе к нему — поступок, который удивил и обрадовал его, — и он внезапно ощутил непреодолимую тягу к ней. Он хотел заняться с ней любовью; он хотел, чтобы и она захотела того же. Что мешает этому, здесь, в этой глуши? Какой вред это может нанести, если они вдвоем разделят несколько мгновений удовольствия от любовный утех.
Но когда он протянул к ней свою руку, она сразу же отстранилась.
— Не прикасайся ко мне, — прошептала она. — Пожалуйста, просто посиди со мной. Просто побудь со мной. Я не могу дать тебе чего–то больше.
Поэтому он принял то, что она была готова предложить, и они просидели вместе до тех пор, пока не погасли угольки и не опустилась ночь.
Однако все это время он думал о том, как бы было здорово разделить с ней нечто большее.
* * *
Они снова двинулись в путь на рассвете, когда первые лучи посеребрили восточный горизонт и солнце медленно начало выползать над горами и лесами Вороньего Среза и Анара. Когда они решили лечь, Гарет спал беспробудно, их краткая близость закончилась, а чувства, которые он испытал накануне вечером, теперь остались где–то далеко в прошлом. Он не мог вернуть их, хотя все время пути, пока они ехали, Гарет пытался это сделать. Его беспокоило это, но еще больше тревожило то, что он так сильно хотел ее. Это было не в его правилах. Он жил один, путешествовал в одиночестве; он существовал как холостяк. Никогда не будет по–другому, и он знал это так же, как и то, что его умения очень сильно отличали его от обычных мужчин и женщин. Однако то, что она не ответила ему взаимностью, оказывало на него какое–то странное давление.