«Г. титулярный советник! — воскликнула Албертина в досаде. — Вы, верно, уж успели побывать в трактире, который так часто посещаете, если верить батюшке, или вы помешались: быть не может, чтоб отец мой обещал вам мою руку».
«Девица Албертина! — молвил Тусман. — Вы меня давно знаете; я всегда был человеком трезвым, благоразумным и не заслуживал ваших упреков ни в пьянстве, ни в помешательстве. Милая девица! Соглашаюсь смотреть сквозь пальцы на это приключение и никому об нем ни полслова! Прощаю и забываю все! Но вспомните, прелестная моя невеста, что вы сами дали мне слово в час полуночи, из окошка ратуши и несмотря на то, что в ту же ночь вальсировали с молодым человеком…»
«Ну не видите ли, что вы завираетесь, как человек, вырвавшийся из желтого дома! — сказала Албертина. — Подите, подите! Мне страшно при вас! Ступайте, говорю я вам! Оставьте меня!»
Слезы в три ручья потекли из глаз несчастного Тусмана.
«Боже мой! Боже мой! — воскликнул он. — И это говорит мне моя невеста! Нет, я не выйду, пока вы не отдадите мне справедливости».
«Ступайте!» — закричала Албертина задыхающимся голосом, убегая на другой конец комнаты.
«Нет! — отвечал титулярный советник, — следуя правилам «Политической мудрости» Томазиуса, я должен остаться, должен быть здесь до тех пор…»
Он хотел при этих словах подойти к Албертине.
Взбешенный Эдмонд сидел все время перед станком, бродя кистью по полю картины; наконец, потеряв терпение, он вскричал: «Проклятый сатана!», бросился на Тусмана, мазнул его по лицу три или четыре раза кистью, обмоченною в зеленую краску, и, отворив дверь, пустил его по лестнице, как из лука стрелу.
Коллежский асессор возвращался в это самое время домой, и несчастный позеленелый товарищ его пал к нему на руки.
«Душа моя! Ради Бога, скажи мне, откуда ты с такою рожею?» — воскликнул коллежский асессор.
Титулярный советник, еще ошеломленный своим приключением, рассказал все в коротких словах. Рассердясь не на шутку, Восвинкель взял его за руку и привел опять в комнату Албертины.
«Что я слышу! — сказал он строгим голосом. — Так ли девушка должна обращаться с своим женихом?»
«С моим женихом!» — воскликнула испуганная Албертина.
«Ну, да разумеется, с твоим женихом, — отвечал коллежский асессор. — Я не понимаю, как может тебя пугать то, на что я давным-давно решился. Мой старый товарищ твой жених, и мы через неделю-другую веселым пирком да и за свадебку».
«Никогда! — вскричала Албертина. — Никогда не выйду я за титулярного советника! Как могу я любить этого старичишку! Никогда!»
«Что ты городишь там о любви, о старике? Речь идет не о любви, а о замужстве. Разумеется, товарищ мой не какой-нибудь молодой вертопрах: мы с ним в тех летах, кои справедливо называют лучшими годами. Кроме того, он человек прямой, скромный, начитанный, любезный, и, что всего более, мы с ним вместе учились в иезуитской коллегии, он мой товарищ». — «Нет! — воскликнула Албертина, проливая слезы. — Нет, я его терпеть не могу; он мне несносен, я его ненавижу! О, мой Эдмонд!»
При сих словах юная девушка почти без чувств упала в объятия Эдмонда, прижавшего ее к своему сердцу.
Пораженный сим, коллежский асессор протер себе глаза, как бы явилось привидение, и вдруг закричал: «Что я вижу! Что я вижу!»
Говоря это, он вырвал Албертину из рук Эдмонда; но сей последний отвечал, что прежде расстанется с жизнью, чем с нею.
«Бездельник! Так ты затем втерся ко мне в дом, чтоб обольстить у меня дочь? Как мог ты подумать, чтоб я отдал ее за негодного пачкуна, за ремесленника, за маляра!»
Выведенный из себя словами коллежского асессора, Эдмонд схватил свою палитру и замахнулся, но в ту же минуту раздался в дверях громовый голос Леонарда: «Остановись, Эдмонд, не горячись! Восвинкель глупец, но он скоро придет в себя!»
Увидев ювелира, титулярный советник бросился на диван и, спрятав лицо в подушки, бормотал про себя в ужасе: «Боже милосердый! Это страшный профессор! Это учредитель ночного бала в улице Шпандау!»
«Тусман! — сказал ювелир с улыбкою. — Не бойся ничего, подойди, я не сделаю с тобою ничего дурного. Ты и так славно расписан за глупейшее желание вступить в брак и вдобавок будешь на всю жизнь ходить с зеленой рожей».
«Боже мой! — воскликнул титулярный советник. — На всю жизнь с зеленым лицом! Что подумают тогда обо мне? Что скажет его превосходительство, наш министр? Я пропал наверное! Я лишусь места! Правительство не потерпит титулярного советника с светло-зеленым лицом! Горе мне, бедному!»
«Не горюй без толку, — сказал ювелир, — от этого можно еще избавиться, если ты будешь столько умен, что откажешься от Албертины».