На слѣдующій день Хигбай и я отправились на новыя изысканія и рады были покинуть мѣста нашихъ неудачъ и страданій; черезъ два мѣсяца, однако, вернулись обратно, испытавъ множество лишеній и разочарованій. Мы узнали, что общество «Обширнаго Запада» и общество Джонсонъ соединились въ одно, которое состояло изъ пяти тысячъ паевъ. Главный приказчикъ, опасаясь разныхъ непріятностей и понимая весь трудъ вести такое громадное дѣло, продалъ свои сто футовъ за девяносто тысячъ долларовъ золотомъ и уѣхалъ домой въ Штаты наслаждаться своимъ богатствомъ. Если такія деньги давали за имущество, раздѣленное на пять тысячъ паевъ, то что же мы могли получить за наши шестьсотъ футовъ. Разница такова, еслибъ однимъ домомъ владѣли не пять тысячъ человѣкъ, а шестьсотъ. Да, мы были бы милліонерами, еслибъ поработали лопатой и заступомъ хотя одинъ несчастный денекъ на нашей собственной землѣ!
Многіе, можетъ быть, примутъ этотъ разсказъ за вымыселъ, но свидѣтельскія показанія, а также оффиціальныя реестровыя книги области Эсмеральда могутъ легко подтвердить правдивость этой исторіи. Я всегда могу сказать, что однажды въ продолженіе десяти дней я безусловно и безспорно стоилъ милліонъ долларовъ. Годъ тому назадъ мой уважаемый и во всѣхъ отношеніяхъ почтенный, старый компаньонъ-милліонеръ Хигбай писалъ мнѣ изъ отдаленнаго мѣстечка въ Калифорніи, что послѣ разныхъ лишеній и потрясеній въ продолженіе десяти лѣтъ онъ, наконецъ, пріобрѣлъ себѣ 2500 долларовъ и съ этими деньгами намѣревался заняться торговлею плодами на весьма скромныхъ началахъ. Какъ бы мысль о такомъ предпріятіи обидѣла и разсердила бы его въ ту ночь, когда мы, лежа въ нашей хижинѣ, мечтали о поѣздкѣ по Европѣ и о каменныхъ домахъ на Рашіонъ Гиллѣ!
ГЛАВА XLII
Что же дѣлать теперь?
Это былъ важный вопросъ. Я съ 18-ти-лѣтняго возраста вступилъ самостоятельно въ свѣтъ съ намѣреніемъ какъ-нибудь пробить себѣ дорогу (отецъ надѣялся на друзей; онъ хотя и оставилъ намъ наслѣдство въ видѣ чувства гордости о нашемъ происхожденіи изъ Виргиніи и о нашемъ національномъ достоинствѣ, но я скоро понялъ, нто на этомъ одномъ существовать нельзя, что необходимъ и хлѣбъ насущный). Я зарабатывалъ себѣ этотъ кусокъ насущный на разныхъ поприщахъ и никого не удивлялъ своими подвигами; и теперь путь стоялъ открытымъ, нужно было только умѣло выбрать работу, но дѣло въ томъ, что мнѣ работать не хотѣлось послѣ такого громаднаго богатства. Я когда-то былъ приказчикомъ въ колоніальномъ магазинѣ, впрочемъ, всего одинъ день, потому что успѣлъ съѣсть такое количество сахару, что хозяинъ меня уволилъ, сказавъ, что я ему не нуженъ и что онъ самъ намѣренъ стоять у прилавка. Я когда-то сталъ разучивать законы, но скоро бросилъ это скучное и сухое дѣло. Я служилъ недолго въ кузнечномъ заведеніи, но желаніе пристроить мѣхи такъ, чтобъ они дѣйствовали сами, взяло у меня столько времени, что хозяинъ прогналъ меня, сердито сказавъ, что изъ меня никогда ничего хорошаго не выйдетъ. Я былъ приказчикомъ въ книжномъ магазинѣ, но опять не надолго. Покупатели надоѣдали мнѣ постоянными требованіями и не давали мнѣ спокойно читать; хозяинъ, замѣтивъ это, далъ немедленный отпускъ, позабывъ опредѣлить срокъ. Я былъ приказчикомъ въ аптекарскомъ складѣ одно лѣто, но мои рецепты были неудачные; оказалось, мы продавали больше клистирныхъ трубокъ, чѣмъ содовой воды. Мнѣ опять пришлось уйти. Я когда-то изучалъ печатаніе, въ надеждѣ быть вторымъ Франклиномъ, но и это принесло немного пользы. На Союзѣ Эсмеральда не было мѣста, да къ тому же я всегда былъ плохимъ наборщикомъ и всегда съ завистью смотрѣлъ на кончившихъ двухлѣтній срокъ учениковъ; когда я нанимался на это дѣло, то главные приказчики обыкновенно говорили, что хотя нуженъ будетъ наборщикъ, но только не теперь, а какъ-нибудь въ продолженіе года. Я былъ хорошимъ лоцманомъ на Сентъ-Луисѣ и Нью-Орлеанѣ и вовсе не стыдился своего знанія въ этомъ дѣлѣ; жалованье получалъ двѣсти пятьдесятъ долларовъ въ мѣсяцъ на всемъ готовомъ; я любилъ это дѣло и жаждалъ стоять опять у колеса и бросить навсегда эту бродячую жизнь, но за послѣднее время въ письмахъ домой я выказалъ себя такимъ дуракомъ, упоминая о моемъ будущемъ богатствѣ и о поѣздкѣ по Европѣ, что я рѣшилъ сдѣлать то, что многіе разочарованные минеры дѣлали и до меня; я сказалъ себѣ: «Теперь все кончено, я никогда не поѣду домой, не хочу видѣть сожалѣніе и слышать брань и выговоръ». Былъ я частнымъ секретаремъ, серебропромышленникомъ и ремесленникомъ на серебряной мельницѣ, и все это не привело меня ни къ чему, а теперь…