Выдумки чистой воды [Сборник фантастики, т. 1]

И все же Иван Ефремов победил. Он основал целое направление, девиз которого: «Фантастика — прежде всего литература…» Вот почему ефремовские ученики — Сергей Павлов, Владимир Щербаков, Василий Головачев, Олег Корабельников — вступали в Союз писателей как прозаики.

«Школа Ефремова» складывалась четверть века. И вот наконец оформилась организационно. 18 мая 1988 года появилось Всесоюзное творческое объединение молодых писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» — свыше 150 авторов из трех десятков городов. Через год после основания «Школа» уже опубликовала десять книг — и это не клянча ни грамма бумаги у Союза писателей, а в наборе находилось еще около двадцати сборников.

И тут руководители Союза писателей СССР приняли решение судьбоносное: пригласить, наконец, учеников «Школы Ефремова» на Всесоюзное совещание молодых.

И пригласили.

И обсудили.

И приняли прямо на совещании в члены Союза писателей Елену Грушко из Горького и Виталия Пищенко из Новосибирска (у каждого из них уже было, между прочим, по три книги прозы).

И вынесли вердикт: издать под одной обложкой произведения фантастов — участников совещания.

Надо ли объяснять, что к такому загадочному повороту колеса Фортуны вечно гонимые фантасты не были готовы психологически…

Вот так и появились «Выдумки чистой воды» — первая серьезная попытка лучших учеников «Школы Ефремова» стать вровень.

Насколько она удалась — судите сами.

ЮРИЙ МЕДВЕДЕВ

Елена Крюкова (Горький) КОСМИТЫ

Я оставила знаки на этой стене:
Синева, киноварь и кусок желтой меди —
Чтоб узнали когда-нибудь вы обо мне —
И в безумии жить, и в преддверии смерти.
Мы пришли к вам с веселой косматой Звезды.
Космолет наш покрылся окалиной ржавой.
Мы не ведали, что доведем до беды
Всемогущую, древнюю эту державу.
Что плохого творили? Дарили огонь.
Календарь объяснили и карту чертили…
Но на пульт управленья упала ладонь:
Взлет, родные!.. Недолго у вас погостили.
Вы казнили публично нас на площадях.
Вы сжигали, танцуя, вселенские книги.
Вы брели к космолету, в снегах и дождях
Пронеся окаянные ваши вериги!
Вы каменья бросали в округлую твердь!
И корабль загудел клепкой кованой стали!..
На Звезде мы не знали, что есть в мире смерть.
О, спасибо вам — мы это чудо узнали.
И, пока космолет содрогался в огне,
Собираясь обратно в небесные сферы,—
Я оставила знаки на грязной стене
Молоком и овчиной пропахшей пещеры.
Чтобы поняли те, кто заглянет сюда,
И в безумии жить, и в преддверии смерти —
Что Бессмертие есть и пребудет всегда:
Синева, киноварь и кусок желтой меди.

Александр Бачило (Новосибирск) ПОМОЧЬ МОЖНО ЖИВЫМ

Ночью со стены снова заметили темную тушу свирепня. Выйдя из леса, зверь неторопливо затрусил прямо к воротам — наверное, понял, что здесь самое слабое место. Он не торопился. Попробовав ворота клыком, недовольно заворчал и принялся разгребовать передними лапами снег.

Сторожа, притаившись наверху, со страхом глядели на быстро углубляющуюся яму под воротами.

— Никак до земли дошел! — пискнул Мозгляк.

— Тише! — зашипел на него Дед. — Чего верещишь?

— Так подроет же! — Мозгляк отодвинулся от края стены и втянул голову в плечи.

— Очень даже просто, — сказал Шибень, снимая рукавицу и вдевая ладонь в ременную петлю на рукояти палицы. Не для драки, конечно, какая уж тут драка. Просто с дубиной в руке он чувствовал себя немного уверенней.

— Не вздумайте копья кидать! — предупредил Дед. Но и без него все знали, что копьем свирепня не возьмешь, только беду себе накличешь. По городу до сих пор ходила история про Псана-добытчика и его сыновей. Те повстречали свирепня как-то раз весной на охоте, когда еще никто не знал, что это за зверь, и Псан кинул в него свое копье. Они стояли на самой вершине Оплавленного Пальца и считали себя в полной безопасности. Свирепень ушел, не обратив на них особого внимания, но той же ночью все четверо захворали странной болезнью: кожа на руках и на лицах у них потрескалась и стала сползать рваными лоскутами, глаза перестали видеть, и тяжкая рвота выжимала желудки. На рассвете, первым из четверки, умер Псан, а до вечера нового дня не дожил никто.