— Как видите, собаку я на этот раз оставил дома… Я не хотел, чтобы сегодня повторилось то же самое… Она, конечно, нервная, моя собачка… но ума необыкновенного. — Перед последними словами он делает небольшую паузу.
Нордио испытывает некоторую неловкость, однако он все же находится в своем кабинете и при исполнении служебных обязанностей. Поэтому приступает прямо к делу:
— Извините, что я на вас так наседаю, но ведь и на меня наседают тоже. Вы должны понять, газеты не вечно будут молчать об этой истории. — И, заранее предвидя ответ Вердзари, скорбно добавляет:
— Поверьте, нам всем пришлось несладко…
— Особенно убитой! — вырывается у Вердзари. Прежде чем Нордио успевает ответить, он переходит на серьезный, деловой тон:
— Правда, излишняя торопливость может привести к роковым последствиям, особенно когда в деле есть нерешенные вопросы, белые пятна…
— Которые, по-моему, уже не актуальны после признания обвиняемого.
— Какого обвиняемого?
Вердзари проговорился, но Нордио не теряет хладнокровия.
— Конти, какого же еще? Он единственный, и, насколько я понимаю, другого не будет. На Де Витиса и Каррераса дела не заводятся, будут только вынесены административные взыскания. Первым займется Высший юридический совет, поскольку речь идет о простом дисциплинарном нарушении, второй предстанет перед Контрольной комиссией, когда мы передадим бумаги в палату депутатов.
— Поскольку судебно-медицинский эксперт в своем заключении… Тут терпение Нордио лопается.
— Заключение выправлено по форме и подписано, так надо ли опять поднимать вопрос о времени смерти, основываясь на сомнениях такого горе-ученого, как профессор Липпи? Вы, наверное, тоже слышали, при каких обстоятельствах он загубил свою научную карьеру и сколько неясных и до сих пор невыясненных причин заставили его стать судебным медиком, чтобы получше замести следы. Нет врачей бездарнее, чем те, что становятся чиновниками: им хочется продемонстрировать свои профессиональные достоинства, от которых уже мало что осталось. Когда представляется такой случай, их не остановишь. Липпи воображает, будто настал его звездный час. Я слушал его, слушал, но его версия не подтверждается свидетельскими показаниями. Время смерти указано в заключении и закреплено его подписью. Другим оно быть не может. — И добавляет уже не так жестко:
— Впрочем, может быть, вы представите мне новые улики, а Липпи — новое заключение, достойное доверия и подкрепленное доказательствами.
Нордио, безусловно, превосходно образованный юрист и сделает большую карьеру. Это дело было для него большой удачей, и неудивительно, что он отстаивает свои выводы. Вердзари это прекрасно понимает. И хотя слова Нордио нисколько его не убедили, он лаконично отвечает:
— Вы прокурор, вам и решать!
Это вызывает бурное одобрение Нордио.
— Не сомневайтесь, дорогой Вердзари, все будут в выигрыше, вы тоже получите, что вам положено и давно вами заслужено. Я подробно доложил в Рим о такте и выдержке, проявленных вами при работе в таких сложных условиях…
Старому комиссару этот комплимент кажется просто не очень удачной попыткой сменить тему и завершить разговор. Поэтому он прощается с прокурором и с иронической улыбкой направляется к двери, бросив на ходу:
— Надо признаться, вы мне очень помогли…
Выходя из Дворца правосудия, Вердзари размышляет о многочисленных и заманчивых обещаниях, которых он за последнее время наслушался. Скоро на пенсию, и все кругом прямо из кожи вон лезут, чтобы она была как можно больше. Конечно, жаль будет уйти с работы, не дослужившись до высокого чина. Он не простак; в отличие от Конти, он всегда знал, что движет миром, хотя никогда не извлекал из этого выгоды — скорее от недостатка проворства, чем от избытка честности. Но сейчас становиться в позу просто глупо, более того — преступно, если принять во внимание жену с кучей болезней, невыплаченную квартиру и троих сынков-лодырей на шее. Конечно, случай с этой бедняжкой, которую он сбил на дороге в Сарцану, тоже сыграл свою роль. Но не это решило дело, о чем он и намекнул Де Витису; главной причиной, заставившей его сдаться, было ощущение, что героическая стойкость тут мало что даст. Игра сыграна, и единственным результатом его героизма может быть перевод куда-нибудь далеко от дома и без всякой надежды на повышение. А ведь совсем неплохо уйти в отставку в чине квестора, и чтобы тебя потом до конца жизни так величали.
Как человек искренний, Вердзари всегда считал политиков людьми лживыми, пустыми, эксплуатирующими свое более или менее громкое имя, без которого они ничего не стоят и которое они не устают повторять как для удовольствия, так и для саморекламы.
А он, увы, принадлежит к другой части человечества; к тем, кто не умеет просить, а уж если приходится, то делает это так неуклюже, что полезнее промолчать. И вот теперь, под занавес, ему улыбнулась удача; он ее не искал, его к ней подтолкнули, и он ее из рук не выпустит.
Глава 8
Так называемый язык цветов основан на совершенно случайных, поверхностных ассоциациях. Надо вникать в его символику, чтобы понять: речь идет о простой условности. Но так или иначе, а на этом языке одуванчик олицетворяет нежность и склонность к бурным проявлениям чувств, нарцисс — себялюбие, полынь горечь, лилия — чистоту.
Это растение семейства лилейных пришло к нам из Греции, а точнее, с полуострова Халкидики, что расположен между Салоникским заливом и проливом Дарданеллы. Лилию выращивали как декоративное растение; именно из-за своей ослепительной белизны она стала символом чистоты. Простота формы сделала лилию широко распространенным мотивом геральдики: золотая лилия на голубом фоне была гербом королей Франции, белая на алом — гербом Флорентийской Синьории.
Матильде Маццетти, одержимой страстью ко всему чистому и незапятнанному, удалось вырастить несколько экземпляров лилии в своем рабочем кабинете, и теперь сюда приходят коллеги со всей прокуратуры, чтобы насладиться их нежным запахом.
Это оказалось не так уж трудно. Надо было только взять деревянный ящик, в каких продают фрукты на рынке, наполнить его землей с подходящей подкормкой, старательно взрыхлить и посадить тщательно отобранные луковицы, а затем поливать их, как сказано в учебниках по садоводству. Руководимая опытной Этториной, Матильда делала все по науке — и вот наконец из черной земли показались ростки, а вскоре появились и бархатистые белоснежные бутоны. Это случилось солнечным утром, и, чтобы отметить событие, обрадованная секретарша Де Витиса угостила — конечно же, безалкогольными напитками — всех коллег со своего этажа. Сколько стараний, сколько забот предшествовало этому!
Вот, скажем, борьба с вредителями. Пустяк вроде бы, но у цветов, как и у людей, самые чистые и уязвимые особи подвергаются самым жестоким нападениям. Ей кое-что известно об этом: вплоть до вчерашнего дня она вынуждена была выслушивать поток гнусностей, нескончаемые грязные обвинения — в надежде помочь его превосходительству. Дело стоило того: сегодня Де Витис уже вне опасности.
Она посыпает великолепные цветы специальным порошком, осторожно протирает нежные листья влажной ватой, чтобы очистить поры, — как вдруг ее зовет Нордио.
Прежде чем выйти из кабинета, Матильда заботливо закрывает окно; дни теперь уже не такие теплые, а лилия — слишком чувствительный цветок, она не выносит перепадов температуры. Любое дуновение, кроме дыхания любящей хозяйки, может ранить нежный венчик, вызвать у него мучительную дрожь — лепестки сразу станут вялыми, словно в одно мгновение успели состариться. И теперь, прижимая к груди ручку и блокнот для стенографирования, она переступает порог, отделяющий ее кабинет от кабинета Нордио, и закрывает за собой дверь.