Недавно только призналась: «Федь, я ведь тогда нарочно на короб села». — «Как это — нарочно? Ты что, ненормальная?» — «Очень даже нормальная! Вижу вдруг — ты идешь. Ага! Сейчас пройдешь мимо и не заметишь. Села, заизолировано». — «Да кто мимо тебя когда проходил, чтоб не заметить», — только и нашелся Федор сказать. «А ты вдруг бы прошел? — Людка, таращась, заглянула ему близко в глаза. — Я, если хочешь знать, тебя уже два раза до этого в Управлении видела. Ты и не глянул!» — «Не видал, значит», — усмехнулся Федор. «А вдруг бы и не увидал? Мне так страшно сделалось — вот сейчас пройдешь. Села скорей!» — «А садиться на восемьсот двадцать пять вольт не страшно, конечно?» — «Нет, — Людка смешно затрясла головой. — Мы ж долго жить будем. Старенькие! Мне место будут в метро уступать — садитесь, бабуся! А ты будешь все равно ревновать. Тоже старенький! Будешь, ладно?» — «Уговорила», — смеялся Федор.
Как на Людку сердиться? Скажешь ей иной раз: «От тебя всего можно ждать!» Вроде со злом даже скажешь. Повиснет на шее: «Ой, Федя, ты от меня так всего и жди!» Уже хохочет, крутится перед зеркалом. «Какой-такой загс? Никакого загса не знаю. А вдруг я завтра тебя разлюблю? А вдруг ты меня разлюбишь?» Ссорились из-за этого даже. Ссоры с Людкой всегда нелепые, причину и не расскажешь, — фу! дунуть только — причина. А бурные ссоры, себе не рад. «Все, — вдруг подумаешь. — Хватит!» И ведь сам знаешь — никакое не «все», какое там «все»…
К Шурке идешь, конечно, к надежному человеку. «Погуляем?» — «Можно», — Шурка всегда готова. Час можно рядом молчать, два, сколько хочется. Луна над Адмиралтейством, как золотой колобок на остром носу. Дворцовый мост уже тих. Вода под мостом тяжела, и течения будто нет. Как зеркало, отражает город. «К рахитам?»— «Можно…» Миновали Ростральные и свернули влево. Там, на спуске к Малой Неве, тоже сфинксы. Не эти, которые знаменитые, а свои — их с Шуркой — «рахиты». Щербатые, головастые, лукавые морды в непонятной улыбке тяжело сложены между лап, кончик хвоста отбит, кусок носа. Тихо, будто не город. Вода пахнет близко и остро. Шурка сидит на сфинксе, и тихое, в лунных скулах, лицо ее обращено к Федору с привычным, необходимым ему пониманием. «Опять поругались?» — «А-а, ладно!» — «И не лень вам ругаться…»
Нельзя, чтоб она сейчас вот так убежала… Господи, ну зачем? Федор уже на лестнице.
И эта последняя ссора с Людкой, глупее глупого. Сидели ночью в кухне у Брянчиков, одни, как всегда, хорошо. Со смены прямо туда пришел. Людка, простенькая, в халатике, уже мыла посуду. Тонкие руки ее хрупко мелькали над раковиной, волосы падали на лицо, она, смеясь, поправляла их локтем. Федор глядел на узкую спину, обтянутую халатиком, на это ее движение — локтем откинуть волосы, на узенькие лопатки, остро ходившие под халатиком. Нежность его затопляла. «Люд, давай моим хоть скажем. Что я, как кот-то, бегаю…» — «А ты не бегай», — вдруг сказала легко. Как смахнула эту нежность его, даже и не заметила. Федор замолк. Встал через сколько-то, вышел в прихожую. Вернулся в куртке уже. «Ты домой?» — даже не удивилась. «Домой..» Не остановила.
Через ночь, конечно, не выдержал. Позвонил в час ночи условленным звоном. Тихо. Еще позвонил. Еще. Во дворе задрал голову — свету, как не было, так и нет. Утром на «Лиговке» встретились. «Ты что, спала?» — «Ой, почему — спала?» — «А чего ж не открыла?» — «Так поздно же! — Глазищи чистые, ясные. — Тебе ж все равно домой надо!» Три недели не приходил. А вчера, после разговора с отцом, прямо поехал к Людке. Забарабанил в дверь кулаком, из соседней квартиры высунулись. Открыла: «Ты? Наконец-то! — Как и не было ничего. Повисла, прижалась. — Федька, не могу ж без тебя! — Заглянула в глаза: — Ой, чего?» — «Поговорили… с отцом..» — «Про нас?» — «Без нас хватило». — «Ой, Федька, а я тебе как раз хотела сказать…»
Шура быстро шла по бетонной дорожке к проходной из депо. Федор догнал, забежал вперед, стал перед нею, загородив дорожку.
— Шурка, послушай!
— Ну?
Сам еще не знал, что сказать.
— Всё же не так!
— Всё так…
— Ты ничего не говорила, я ничего не слышал.
— Это, конечно, удобней. Нет, я сказала — ты слышал..
Все не глядела ему в лицо. Шагнула — обойти Федора. Он схватил ее за руки. Не знал еще, что сказать. Нет, уже знал.
— Шурка, первой тебе говорю, ты же друг. Слышишь — тебе первой! У нас с Людкой ребенок будет. Я сам ничего не знал. Сегодня ночью только узнал. Это ж Людка! Мне даже не говорила.