- Интересно, - произнес я, - а что ж, они не могли рассмотреть этот "буек" и разобраться, что к чему?
- Да кому до него дело было! Я, едва увидел английскую шлюпку, поплыл к ней изо всех сил. Конечно, бросил его. И само собой, не вспоминал о нем до тех пор, пока не успокоился. У меня был сильный стресс, пока мне не выдали стакан рома на эсминце. Я еле соображал и почти не мог говорить. Трясся и стучал зубами. Так что все улеглось в голове только после того, как я проспал часов пять. А к этому времени эсминцы уже добрались до Плимута...
- Далековато, - удивился я и подумал, что все-таки у деда с памятью неважно. Но Стив только усмехнулся:
- Ты думал, что они меня в Англию увезли? Нет. Это не тот Плимут. Милях в семидесяти от Гваделупы есть английский остров Монтсеррат, так там свой Плимут. Там меня посадили на "Каталину" и отвезли на базу. А что сталось с той штуковиной, которая меня выручила, я не знаю. Англичане ее не вытащили, это точно. А я за это дело получил "Пурпурное сердце".
- Ох, как ты любишь хвастаться, Стиви! - покачала головой Сибил.
- Ну, если бы я был хвастуном, то рассказал эту историю не сейчас, а на катере, когда эта девочка рассказывала о потоплении лодки. Для нее это что-то совсем давнишнее, вроде войны за независимость или еще чего-нибудь из истории времен Колумба. Она же про это прочитала в какой-нибудь книжке, которую, может быть, в свою очередь, писал парень, родившийся через десять лет после войны. Он читал документы, сочинявшиеся в штабах, мемуары генералов и адмиралов, каждый из которых старался приписать себе все заслуги. А тут у нас по сравнению с Северным морем или с Тихим океаном была не война, а курорт. Поэтому обсасывали каждый мелкий успех вроде утопления этой подлодки. Нет, я-то не хвастаю, я рассказываю, как было.
- Все равно, - настырно произнесла бабка, - не люблю я, когда ты вспоминаешь эту войну. Когда мне сообщили, что твой самолет не вернулся, я была в шоке. И даже не поверила, когда оказалось, что ты даже не ранен. Во время войны всегда легче веришь плохим вестям, чем хорошим.
- Тогда я хотел застрелить того, кто поторопился отправить извещение, заметил старик. - Мне казалось, что из-за этого идиота произойдет что-нибудь ужасное...
- Вот и оставим эту тему. Тем более что куда интереснее просто поговорить с людьми из другой страны. Мы ведь очень мало знаем, что такое Россия...
- Мы уже два года, как оттуда уехали, - сообщила Ленка. - Сами ничего не знаем.
- Два года? И вас не интересовало, что у вас творится дома?
- Дима очень тяжело болел, - Хрюшка сделала скорбное личико. - Он много месяцев провел в коме...
- Боже мой! - ахнула старушка, и дед досадливо поморщился.
Мне стало ясно, что бабушка Сибил страсть как любит поговорить о болезнях, врачах, лекарствах и нетрадиционных методах лечения. А дед, в отличие от нее, по-моему, предпочитал побыстрее помереть, лишь бы не попасть в лапы эскулапов. Мне, которому удалось из этих лап вырваться - да и то с помощью ребят Доминго Косого, вспоминать о медицине было тошно.
Поэтому мы поступили проще. Ленка пересела к бабке и начала с ней беседовать на свою любимую тему. А словоохотливый дед, которому, должно быть, давно хотелось поговорить с умным человеком, начал мне рассказывать свою биографию, начиная с рождения, историю своего знакомства с бабкой - они шестьдесят один год жили вместе, обалдеть! - а также о том, чем сейчас занимаются их дети, внуки и правнуки. Попутно дед рассказал и о трех своих братьях, двух сестрах, десяти или пятнадцати племянниках и еще какой-то родне, которая, я уж не помню, кем ему доводилась.
Звали его, если полностью, Стивен Джефферсон Смит. Всю его биографию и сведения о родственниках я бы ни за какие коврижки не запомнил. У меня башка и так трещала от всяких нужных и ненужных сведений. Утряслось только, что мистер Смит был коренной оклахомец, папаша его фермерствовал, а сыновья и дочки с малых лет вкалывали. В годы "Великой депрессии" все накрылось медным тазом, семейство разъехалось кто куда. Смит перекантовался по разным временным работам почти до самой войны, повкалывал и строителем, и грузчиком, и мусорщиком, и шофером, а потом пристроился механиком к какому-то пилоту, который опрыскивал фермерские поля ядохимикатами. В 1935 году женился на Сибил, которая с тех пор держалась за ним как пришитая. С Божьей и хозяйской помощью Смит научился летать, задним числом получил диплом и даже хотел купить самолет, чтобы начать собственное дело, но тут его призвали во флот, отправили в авиашколу и за несколько месяцев сделали из него второго лейтенанта авиации ВМС. Всю войну он гонялся за немецкими лодками в Карибском море, налетал нужное число вылетов на "Авиационную медаль", а за разыскание подлодки "U-314", как уже говорилось, получил "Пурпурное сердце". В 1946 году его уволили за ненадобностью, и он вернулся в сельхозавиапию. Так и пылил себе аж до 65 лет. За это время выстроил домишко, выплатил за него кредит, накопил кой-каких деньжат и вложил что-то в акции - в общем, обеспечил старость.
Конечно, деду очень импонировало, что я его внимательно слушаю и не перебиваю, но вместе с тем и не засыпаю под эти словоизлияния. Это всем дедам в мире нравится. Они понимают, что книга их жизни, в общем и целом дописана до конца, осталось сочинить еще несколько строчек, завершить труд словами: "В Бозе почил...", указать точную дату и поставить точку. Но перелистать странички, вспомнить былое - приятно. Особенно если есть что.
Стюардесса по ходу дела прикатила прохладительное. Я почти автоматически взял банку пива "Carlsberg" (оно мне по жизни везде лезло на глаза), а дед баночку холодненькой "Lemon-Vodka" производства, как ни странно, питерской фабрики "Балтика". Какими путями отечественный продукт сюда закатился, Бог его знает.
Откушав напиток, мистер Смит сделал комплимент, сказав, что русская водка была и остается лучшей в мире. Я позволил себе согласиться, но ограничился пивком.
Так, за мирными беседами, часок и пролетел. Ей-Богу, напряженность и подозрительность, которые мучили меня в полете от Гран-Кальмаро до Аристидеса, а потом и на самом Аристидесе, понемногу сходили на нет. Мне стало казаться, что мы с Ленкой и впрямь беззаботные туристы, такие же, как чета Смитов или пятерка молодых людей и девиц. Впрочем, в отношении последних я немного ошибался. На Сан-Мигеле им предстояла работа. То есть деятельность, за которую деньги платят.