Позади нее.
Дарби повернулась. Он стоял напротив, возле двери, положив одну руку на косяк. Она прошла правее него, когда заходила внутрь («как я могла его не заметить?»). Парень был высокий, широкоплечий, на год или два старше ее.
Он вполне мог бы вписаться в компанию тех студентов-компьютерщиков, соседей по этажу, приглашавших ее на вечеринки, да и, пожалуй, стал бы среди них первым парнем. Блестящие густые волосы, зеленая куртка «Норд Фейс» и немного напряженная улыбка.
– Только на одно деление, правда, хоть и на несколько минут, – продолжил он. – Мой оператор, э-э, «Т-Мобайл».
– Мой тоже. Где именно ловился?
– У памятника.
Дарби кивнула, надеясь, что ее батареи хватит для звонка.
– А вы… ну, в смысле, кто-нибудь из вас, знаете, когда прибудут снегоочистители?
Оба мужчины отрицательно покачали головами. Дарби не нравилось стоять между ними, ей приходилось смотреть то на одного, то на другого.
– Я думаю, всё радиовещание экстренной службы сейчас прекратилось, – сказал тот, который постарше, кивая на приемник 90-х годов выпуска, жужжащий на стойке. Источник статического насекомоподобного шума, который она слышала ранее. Приемник тоже был за решеткой. – Когда я сюда зашел, они каждые полминуты повторяли ситуацию на дорогах и погодную сводку Европейского космического агентства, – добавил он. – А теперь эфир пуст. Может быть, их передатчики накрыло ураганом?
Дарби протянула руку через решетку и покрутила антенну, но добилась лишь изменения тона шипения.
– Все равно лучше, чем Бинг Кросби, – сказала она.
– Кто это – Бинг Кросби? – спросил молодой человек.
– Один из «Битлз», – ответил тот, который постарше.
– А-а.
Теперь почему-то старший нравился Дарби куда больше, чем во время болтовни о вай-фае.
– Я многого не знаю о музыке, – признал молодой.
– Оно и видно.
На большом столе Дарби заметила колоду карт со следами загибов на уголках. Малый техасский покер, вероятно, помогал скоротать время двум странникам, решившимся пуститься в путь через метель.
Со стороны туалетов зажурчал бачок унитаза.
«Трем странникам», – уточнила про себя Дарби.
Она затолкала айфон обратно в карман джинсов, чувствуя, как оба мужчины украдкой глазеют на нее. Один спереди, другой сзади.
– Я Эд, – сказал старший.
– Эшли, – представился молодой.
Дарби не назвала своего имени, а вместо этого открыла дверь и вышла наружу, назад в ледяную стужу, спрятав руки в карманы куртки. Она предоставила двери возможность закрыться самостоятельно, и успела услышать, как старший мужчина спрашивает младшего: «Погоди. Твое имя Эшли? Зовут, как девочку?»
Тот огрызнулся: «Это не только девичье имя…»
…И дверь захлопнулась.
Мир снаружи погружался во тьму.
Солнце покинуло его. Падающий снег оранжево переливался под одинокой наружной лампой, висевшей над входом в большом плафоне.
Но Сноумагеддон, казалось, немного ослабел, и в эти немногие минуты, оставшиеся до того мгновения, когда темнота окончательно снизойдет на землю, Дарби могла разглядеть сквозь снегопад очертания отдаленных горных пиков и потрескавшийся утес поближе, наполовину скрытый деревьями.
Она кутала шею в воротник и дрожала.
Скульптурная группа, которую этот молодой парень – Эшли – имел в виду, находилась в южной части базы, после флагштока и участка для пикников. Недалеко от съезда с трассы. Она была видна отсюда – полузасыпанные силуэты в снегу.
– Эй!
Дарби обернулась.
Опять Эшли. Он прикрыл дверь, щелкнув замком, и теперь направлялся к ней по снегу, высоко поднимая ноги.
– Где-то здесь… так, нет. Где-то там была такая особенная точка, и я на ней стоял. Единственное место, где я зацепил сигнал. И это была только одна полоска. Может, ты сумеешь лишь послать эсэмэску.
– Этого будет достаточно.
Он застегнул повыше молнию куртки.
– Пойдем, я покажу.
Они шли, стараясь наступать в его прежние следы, теперь почти занесенные несколькими дюймами свежего снега. Дарби прикидывала, сколько времени он уже здесь находится, но не спрашивала.
Сейчас, на некотором расстоянии от здания, она поняла, что эта база отдыха к тому же расположена над обрывом. За задней стеной (там, где туалеты) голые макушки деревьев колыхались над пустотой. Она не могла вечером видеть точно, где именно площадка переходит в пропасть, – одеяло плотного снега на краю смазывало границу. Один неверный шаг может оказаться последним. Местная флора была сурова – дугласские ели с обломанными жесткими ветвями, принявшие гротескные очертания под постоянными ударами сильных ветров.