Кизляров кивнул.
-Рад слышать, что вы там слаженно работаете. –Начальник исследовательского отдела прищурился. -А как же Ринат Коваль?
Арсений дернул желваками. Ага, значит сразу бьешь под дых, да?
-Коваль ушел по собственному желанию. Это было его личное решение, - твердо выдал Арсений.
-Довольно странно. И небезопасно. Таких людей нельзя отпускать в свободное плавание.
-Мы ничего не могли с этим поделать. Он подписал все необходимые бумаги, покидая институт. И он прекрасно осведомлен об ответственности.
-Ответственность наступает только в случае доказанной вины. А это довольно сложный процесс. Странно, все-таки, что он ушел, очень странно.
Кизляров не верил. Смотрел блеклыми глазами и явно не верил Назарову.
-Так вы даете нам добро? Я жду ответа уже несколько дней…
-Мы делаем все, что в наших силах, но вы же понимаете, что без комплексной подготовки такой поход может быть для вас очень опасен? Мы должны быть уверены, что все пройдет благополучно и все вернутся живыми. А если – нет? Не дай Бог, конечно…. Кто будет отвечать за людей?
-А вы как думаете, кто? - устало вздохнул Арсений.
Как же вы боитесь за свои места, черт вас дери…Ну и шли бы работать в архив. Там, по крайней мере, жизнью чужой рисковать не придется.
Последние слова Арсений, конечно же, произнес мысленно, встретившись взглядом с бесцветными очами старшего научного сотрудника. Он надеялся, что тот прочтет его мысли и сделает, наконец, хоть что-то вместо того, чтобы нерешительно перебирать бледными пальцами бумаги и канцелярские принадлежности на рабочем столе.
И снова усилием воли он подавил в себе гнев, готовый вылиться на неповинного ни в чем человека. Его сводила с ума эта волокита. Все шло не так, не по плану, неправильно, а это уже звоночек… Арсений едва дышал, с трудом ворочая усталыми и сонными глазами. И как только Кизляров смог дослужиться в свои тридцать с малым хвостиком до такой должности, не вылезая из кабинета и не видя объектов вживую, ... а может потому и дослужился. Что не тратил месяцы на подготовку и дорогу, на изнуряющие, полные рисков переходы, подъемы, сплавы, спелеологические безумия. А сам, попивая растворимый кофе, сидел и писал свою диссертацию по уже готовым исследованиям. Таких, как Арсений, между прочим, фанатиков, фаталистов и отчаянных смельчаков.
Кизляров, как будто понимая его мысли, сдержанно, но вместе с тем раздраженно положил раскрытые ладони на стол. Пальцы у него утолщались на концах, в районе ногтевых пластин и напоминали оттого конечности пришельца.
-У нас недостаточно информации об этом объекте, это основная причина, почему мы пока не можем позволить себе отправить вас на задание. Данных мало, их практически нет. Все это потенциально опасно… Вот, у вас и медик еще такой неопытный, только-только получил диплом… - он снова сунул нос в документы. -Двадцать с небольшим, практически интерн. Необдуманно рисковать жизнью всей команды из-за спешки. Спешка к хорошему не приводит, тем более, в таком месте….
-Но кто же вам предоставит информацию кроме нас? Или имеются другие источники? – проговорил Арсений.
-Что, простите, вы сказали? – холодно и вежливо уточнил прекрасно слышавший его Кизляров.
Назаров, упершись локтем в ручку кресла, пристально посмотрел на него. Он понимал, что уже перегибает, но ему в последние пол часа стало все равно. Глаза его, обычно живые и блестящие, сейчас заволокло зеленой пеленой тоски и скуки. Нужно было сделать последнее усилие, взбодриться, очнуться, использовать свой дар. Арсений глубоко вдохнул.
Назаров отлично владел своим речевым аппаратом. Глуховатый его баритон был мягок и глубок, слова прилетали к нему мгновенно, без особых усилий и сами собой складывались в нужные фразы, а мыслей в тяжелой, темноволосой голове было - как пчел в улье. Преподавательская деятельность, которой он был занят последние пару лет, позволила ему сильнее развить этот великолепный дар, студенты сидели как мыши и слушали его, приоткрыв рот. И часто подражали, или просто перенимали на некоторое время его характерную особенность: забавно переставлять слова, играть ими, жонглировать, ловить на лету и отпускать. Арсений был гуманитарий, с большим багажом прочитанной классики, а русский язык без проблем позволял ему управлять своей речью, поэтому информация, поданная таким вот заковыристым образом, запоминалась лучше.