Арсений являлся уникальной личностью не только в глазах своих друзей. Непосредственное руководство, в частности, лице профессора, биолога Виктора Липницкого, высоко ценило его страстную увлеченность, самоотверженность и, в какой-то степени даже оберегало хорошего сотрудника от себя самого. Ему давали, а точнее, навязывали возможность передохнуть. Пожить простой человеческой жизнью между командировками, переключиться на повседневную нормальность. Иначе, так и сгинул бы в каких-нибудь далеких болотах этот чудаковатый молодой ученый.
Назаров размышлял и щурился на дорогу. Терзал внутренний дискомфорт. Пустующее место в машине отвлекало от мыслей и вызывало непреходящий душевный дисбаланс. Словно глухо ноющий зуб, или невидимая заноза в пальце, мешающая нормально функционировать. В данном случае извлечь занозу было нельзя, оставалось только ждать, пока пройдет само. А уж сколько на это уйдет времени сказать было сложно. Люди оставляли его, и это было плохо. Без Константина было просто больно. Он ушел навсегда. Без Рината было тихо, пусто и одиноко. Без Сергея – тревожно. И пусть вся остальная команда дремала на заднем сидении микроавтобуса, мирно и тихо, Арсений был уверен, что они тоже это ощущают. Пусть и в меньшей степени, пусть и не говорят об этом между собой.
Это была не сентиментальность, а обидное ощущение потери.
Тишину в автомобиле разбавлял радиоприемник. Выехали на автобан, разогнались. Пришлось закрыть окна машины. Олежка поднажал до ста двадцати.
-Волнуешься?
Арсений уменьшил громкость радиоприемника, выдававшего зарубежный рок. И, прежде чем ответить, потер руками свое обветренное лицо.
-Есть чутка. Ну а что, мы выехали с задержкой в четыре дня.
-Да, это так. Удручает… Мы их не то, что обогнать, догнать не сможем. Вся наша надежда на то, что они заблудятся…ну, или свернут себе по дороге шею.
Арсений прищурился, глядя в окно. И внезапно грязно выругался. Без злобы, впрочем, скорее огорченно и разочарованно. Усталость и недовольство прорывались наружу. Едущий во втором ряду кресел Денис открыл глаза и вытащил из ушей наушники. Затем протянул руку и тронул командира за плечо.
-Сень, что случилось?
-Да все тоже…. Они все данные и координаты получили в тот же день что и мы, вот что. – Арсений скрипнул зубами, — Это, мать вашу, ни в какие ворота…. Если в ближайшее время кому-то из них за заслуги купят вертолет – мы все потеряем работу. Это будет конец.
Денис склонил голову, выключая свою музыку.
-Ну почему же конец? – пробормотал он. -Для хорошей команды работа всегда найдется. Я бы на твоем месте так не убивался. Работа будет всегда, весь вопрос в том – на кого работать.
Арсений вскинул голову и развернулся корпусом в сторону Дениса. Тот спокойно глядел на него карим взглядом из-под темных, густых бровей.
-Или я не прав?
-А не высадить тебя прямо сейчас? – сквозь зубы произнес Назаров. -Пойдешь искать себе новую работу?
-Знаешь, мне в последнее время действительно все равно. Вся эта ваша фанатичная преданность альма-матер, все это…. Устарело. Как и наша машина, как и та рухлядь, которую мы с собою везем. А я просто хочу работать. Или ты не понимаешь меня? Тебе ли не знать каково это - сидеть часами в коридоре, зная, что старые профессора пьют у себя в кабинете чай. Им насрать на все это, уже на пороге дряхлость, есть ли им дело до каких-то там кристаллов, источников, подземных очагов - сам подумай. Молодым они дорогу не дают, сами еле шевелятся, держатся за статус, а у самих ни на что не стоит! Денег нет, техники нет, оборудование изношено. Ради чего я должен теперь рвать себе жилы? И Олег, и ты тоже и все мы? Ради старого института, в котором остались одни крысы? Да он того давно уже не стоит. Он развалится — это ж и так ясно. Работать нужно с лучшими, да так, чтобы результаты были на лицо, в действии. А разработки не пылились годами в папках на полках, зашифрованные, сданные в архив. И все это становится бессмысленным, я так считаю! -Денис сжал губы и уставился на командира. -Ты понимаешь Сень? Это становится никому не нужно – вот в чем главная беда! Дальше нас никто не идет и работать с этим…что со всем этим делать! Никто не знает.