-А? Что? А почему стоим? -от воплей Олега юный медик Дима, новоиспеченный член команды, проснулся на заднем сидении и теперь испуганно крутил головой по сторонам.
2002г.
Пятилетнее полуголодное студенческое существование Арсения по съемным углам, комнаткам, неопрятным и жадным до денег бабкам, было куда интереснее жизни Рината, имеющего в большом торопливом городе целых три дома.
Скучные подробности открылись только к середине второго курса, когда возобновились и окрепли прерванные за время летнего отдыха дружеские студенческие связи. Арсений не задумывался над тем, почему Ринат выбрал его в приятели, ему было некогда. Липницкий лихо поработил его первой же осенью, а вот до Рината он в то время еще не добрался. Назаров вообще учился как сумасшедший и мало обращал внимания на окружающих, но к Ринату быстро привык. Характер у того был легким. Тихий малый с доброй и удивительно отзывчивой, с детской, не повзрослевшей еще душой, требующей постороннего внимания и отеческой заботы.
В столовую, на лекции, домой, они повсюду таскались вместе, и этот их дуэт оказался крепким и замкнутым, как электрическая сеть. Посторонние не могли ни проникнуть в нее, ни разорвать. Они казались особенными, «избранными» студентами. Что было, в общем-то, правдой.
Ринат стоял во дворе, у старого, яростно пахнущего кошками и кухней, коммунального дома с желто-зелеными, облупленными стенами. Двор был весь какой-то гнилой, заросший, с кучей деревянных старых сараев посередине и был вечно сырой и склизкий, точно сточная канава. Ринат стоял в задумчивой позе, не шевелился. Через плечо была перекинута парусиновая бежевая сумка. Лицо его, с мелкими, тонкими чертами, теперь без грима, было чистым и строгим. Это было сдержанное, суховатое, бледное лицо потомственного городского интеллигента.
Арсений, издали приближаясь к нему, успел рассмотреть вызывающую худобу, на которой трепыхалась черная трикотажная водолазка, серые узкие джинсы и потертые черные кожаные кроссовки. При виде Рината в его мозгу непроизвольно вспыхивали увиденные в фильмах образы старомодной большой квартиры. Богатой, чуть затертой библиотеки, упрятанной на темные полки. Он представлял себе пианино, стоящее у длинной глухой стены, коричневое, с пожелтевшими клавишами. И старый овальный ковер с разноцветным рисунком, лежащий посредине комнаты. И его бабушку, потомственную учительницу, смотрящую на всех строгим взглядом по над спущенными на нос большими тяжелыми очками. А кухня в квартире необжитая, и из еды на ней - надорванная пачка геркулеса, да пакет прокисшего молока.
Глаза Рината смотрели внутрь себя. Должно быть, он стоял тут уже долго.
-Палеонтология. – Арсений протянул скрученную трубкой тетрадку. -Ты сам почему не ходишь?
-Я болел, - хрипло отозвался Ринат, принимая тетрадку. Темные круги под его глазами подтверждали его слова.
-Ну-у…, - протянул студент Назаров, теперь удивляясь тому, что у сокурсника в это время года все еще не было при себе никакой куртки. И хотя он не собирался, да и некуда особо было приглашать все же предложил: -Может, тогда зайдешь?
На тесной кухне, заставленной мутными склянками и пустыми коробками, с отвратительно живым на вид чайным грибом на пыльном подоконнике, Арсений заварил индийский мелкий чай и разделил на двоих белую сладкую булку и один соленый плавленый сырок. Свет за окном постепенно разбавлялся чернильной городской густотой. Ринат равнодушно щипал хлеб и методично расспрашивал про пропущенные занятия.
Он не такой дурак, каким хочет казаться, - думал про себя Арсений. -Только вот крашеные волосы у него отросли и в проборе теперь торчат более светлые корни. –Странный тип, но совсем неглупый.
Домой пришла хозяйка, включила старое желтое радио у входной двери и мальчишки переместились в узкую комнату. У Арсения в распоряжении были деревянная койка и непокрытый ничем, косоногий, со стопкой подоткнутых под хромающую ножку газет, старый стол. Вещи его – одежда и учебники – лежали в углу, на дорожной сумке. Обстановка была одинокой, унылой и жалкой.
Хозяин метнулся и одним махом спрятал разложенные поверх своего перекрученного комом добра, белье. Кровать еще с утра была заправлена выгоревшим от долгого использования, мертвого розового цвета, хлопковым покрывалом. Это издалека, с вершины прожитых лет и денежного достатка, студенческая жизнь кажется счастливой и свободной порой. Да и то, не всем. Арсений, впрочем, привык и просто не замечал. Но перед гостем стало неловко, когда он увидел, что тот осматривается.