Лиза вышла к реке. Деревенька уцелела. Чудом обошла ее война. Только здесь, у переправы, сгорела заодно с мостом крайняя изба. Саперы навели переправу да еще оставили штабель свежеоструганных бревен на будущие стены. А сами — дальше. Теперь они уже далеко. Бревна пахли смолой. Шелестели голые ветви ив над черной водой в реке.
Было так нетревожно и тихо, что память невольно возвращала всему вокруг мирные названия: «водной преграде» — речка, «переправе» — мост, «населенному пункту» — просто деревенька. А сама Лиза почувствовала себя маленькой девчонкой, и невесть от чего гулко застучало сердце.
Старший лейтенант сказал: «Вылет — завтра ночью». Она готовилась к этой ночи полтора года.
Полтора года назад, в ноябре сорок второго, с путевкой Инзенского райкома комсомола она пришла в военкомат. С кружкой, ложкой, мыльницей и зеркальцем в обшарпанном чемоданчике. Два ее брата, Степан и Дмитрий, были на фронте, а третий, Иван, самый младший, умирал от ран в госпитале. Лиза работала в райисполкоме, в горькую шутку прозванном «женским монастырем», потому что хозяйничали в нем одни только женщины-солдатки. Сослуживицы увещевали: «Куда и ты-то? И как можешь мать обездолить, бросить с малыми сестричками?» А как оставаться, когда фашисты на Дону и Волге? «Я должна идти, — отвечала она. И просила: — Не забывайте о маме».
Коридоры в военкомате были прокурены так, что щипало в глазах. Измученный бессонными ночами и тысячами забот, военком все равно каждого добровольца принимал сам.
Он молча выслушал возбужденную и сбивчивую речь Лизы.
Долго смотрел на нее, не произнося ни слова. «Откажет… откажет!» — затаила дыхание она. Но глаз не опускала, уставилась в лицо комиссара. Неизвестно, о чем он думал, устало глядя на нее. Так же молча он подписал направление. И только напоследок, пожимая руку, сказал:
— Поздравляю, товарищ Вологодская Елизавета Яковлевна, с вступлением в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Служи честно.
Лизу впервые в жизни назвали по имени и отчеству. От волнения у нее чуть не брызнули из глаз слезы. Она пулей вылетела из кабинета военкома.
В декабре сорок третьего она отлично закончила разведшколу. И новое назначение — в штаб 1-го Украинского фронта. В разведотделе штаба фронта Лизу направили в группу «Львов», готовившуюся для заброски в глубокий тыл врага.
В этой группе кроме Лизы были еще двое — мужчина и девушка. Лиза быстро подружилась с новой своей спутницей Анной — рослой, красивой полькой с большущими, чуть навыкате глазами и пышными волнистыми волосами. Руководитель — мужчина лет тридцати, с гладко зачесанными на пробор светлыми волосами, говоривший по- русски с польским акцентом, — был замкнут, но предупредителен, даже галантен. Его звали Юзеф. Но настоящее ли это его имя?..
Целые дни проходили в подготовке. Разведчик, уходя на задание, получает «легенду» — вторую биографию, которая должна помочь ему в работе во вражеском тылу. В самых глубоких тайниках памяти прячет он имена матери и отца, друзей и командиров, все факты своей настоящей жизни и взамен с мельчайшими подробностями и деталями усваивает новую биографию — «легенду». День за днем, шаг за шагом. Эту вторую биографию он обязан знать лучше, чем настоящую, город, где он якобы жил, — лучше, чем родной город. У каждого члена группы «Львов» была своя «легенда».
Сам командир группы Юзеф — высоколобый, тонколицый поляк — стал по «легенде» Брониславом Антоновичем Богуславским, сыном зажиточного крестьянина бывшего Львовского воеводства. Работал в слесарных мастерских фирмы Ковальского в Луцке. Там и остался после присоединения Западной Украины к Советскому Союзу. В Луцке незадолго до войны он познакомился с дочерью украинского врача Ольгой Петровной Вологодской и вскоре женился на пей. К ним вскоре приехала и двоюродная сестра Бронислава Анна Богуславская, дочь раскулаченного при Советах жителя Львовщины. Так по «легенде» Лиза стала Ольгой, женой этого молчаливого, вежливого поляка.
Продолжение «легенды» им предстояло узнать накануне отлета.
Весной подготовка группы была закончена. И вот последняя остановка перед стартом: тихая деревушка под Шепетовкой. Лиза неторопливо идет, прислушиваясь, вся словно бы превратившись в антенну «Северка». В избах — ни огонька. Черные изломы теней на дороге. Вербы над рекой. И женский голос с дребезжинкой все поет, тоскует:
Как здесь хорошо, в этой деревеньке, приткнувшейся между лесом и рекой! Далеко и навсегда ушла отсюда война. А они завтра ночью… Она прислушалась. Нет, не мирная тишина. Высоко в небе, казалось, выше луны и звезд, плыл слитный гул. Завтра в сводках Совинформбюро появится, наверное, фраза: «Дальняя бомбардировочная авиация произвела массированные налеты на железнодорожные узлы и по скоплениям войск противника…» На те узлы и по тем скоплениям войск, о которых сегодняшним утром или днем сообщили из вражеского тыла такие же, как она, радистки таких же разведгрупп…
Шаг в темноту
Поутру старший лейтенант в последний раз собрал группу «Львов». Ознакомил с продолжением «легенды». После прихода немцев семья пана Бронислава жила в селе Боянув. Двадцатого марта несколько домов в селе, в том числе и дом семьи Богуславских, были разгромлены и сожжены бандитами. Родственники пана Богуславского были убиты, а он сам, его жена и сестра бегут в Краков, хотят найти приют у знакомых.
— Все соответствует действительности, — сказал офицер. — Наши товарищи, работающие в районе Боянува, сообщили о нападении бандитов на село. Кстати, в том селе было и несколько семей с фамилией Богуславских. Все они погибли. А вот письмо.
Он вручил Юзефу листок, исписанный по-польски. Лиза уже знала — это рекомендательное письмо, адресованное проживающему в Кракове на улице Ланда машинисту Томашу Чижу от его родственника Петра Сендора, бывшего члена польского партизанского отряда, ныне ставшего офицером сформированной в Советском Союзе 1-й Польской армии. Конечно же, в письме об этом не упоминалось ни единым словом; просто привет от родича и просьба помочь хорошим друзьям. Вместе с письмом старший лейтенант дал и фотографию Петра.
— Теперь, товарищи, еще раз тщательно проверьте все вещи, все карманы. Все лишнее сдайте.
У Лизы и Юзефа уже давно ничего «лишнего» не было. Анна с неохотой протянула справку. Лиза поняла: та самая, из партизанского отряда.
— Пожалуйста, сохраните, — попросила полька.
— Обязательно.
Группе был зачитан боевой приказ:
«В ночь на 28 апреля 1944 года авиадесантом убыть на выполнение специального задания с приземлением в районе устья реки Раба (приток Вислы), в дальнейшем легализоваться в г. Кракове по ул. Святого Яна у слесаря Гимитраж с задачей:
1. Вести разведку войск и гарнизонов противника в районе Краков — Катовице.
2. Определить Дислокацию штабов, узлов связи, баз с горючим, складов боеприпасов и т. д.
3. Установить характер инженерных сооружений на оборонительном рубеже по реке Висла и в районе Краков — Катовице.
4. Контролировать воинские перевозки по железным дорогам Катовице — Краков — Львов, Лодзь — Катовице — Живец, Катовице — Краков — Люблин.
Связь с Центром держать по радио».
Каждому члену группы присваивался псевдоним, которым они должны были подписывать свои донесения. Старший лейтенант Лизу назвал Комаром. В насмешку, что ли, за ее рост и вид?
— Не обижайся! Желаю тебе жалить фрицев так, чтобы их в озноб бросало! — перевел он все в шутку и, отведя Лизу в сторону, передал ей особые, предназначенные только для радиста, указания — Если тебе будет угрожать опасность, радиостанцию и шифр немедленно уничтожить. Если радиостанция будет захвачена внезапно и тебя заставят работать по принуждению, телеграммы подписывай вместо «Комар» — «Омар». Понятно?