Потом он сложил чашки в кулек, и уложил кулек в свой рюкзак, и поставил рюкзак аккуратно в угол, и забрался в мешок, и устроился между девушками, и вдруг подумал, что фонарик все-таки надо выключить. С фонариком, ему казалось, было как-то страшнее. Он приподнялся на локте, и протянул руку к фонарику, как вдруг его схватили за локоть. Он обернулся — Лена и Марина смотрели на него, молча, и Лена держала за локоть, а Марина протягивала к нему руку. Они молчали, и смотрели ему прямо в глаза, и молчали, и ему в третий раз стало страшно, и вдруг захотелось орать — заорать так, чтобы жуткая тишина рухнула и вопль раскатился эхом по каменным стенам Долины.
— Не трогаю, нет, не трогаю... Пусть горит... Пусть светится...
Паша вернулся на место. Девушки лежали молча, не слышно, так тихо, что ему показалось вдруг, что они умерли. Он приподнялся на локте, оглядел Лену, потом оглядел Марину. Нет, все нормально, спят наконец, и дышат — не слышно, но все-таки видно. Вот тебе раз. Дернуло их сюда притащиться. Скорей бы уснуть.
Спать хотелось ужасно, а заснуть Паша не мог. Жуткая тишина угнетала, давила, душила. Паша лежал, тихо вздыхал, удивлялся — интересно, никогда не подумал бы, что бывает такая вот тишина, которая, наоборот, заснуть мешает. Он лежал, как бревно, и боялся пошевелиться — чтобы не побеспокоить Марину и Лену (проснутся, станут опять чудить, только этого еще не хватало, уснули — и хорошо, теперь самому бы тоже уснуть). И он лежал, и спина стала ныть, но он все равно не шевелился, утешаясь той мыслью, что как следует выспится завтра, когда они доберутся до нормального дома с нормальной кроватью.
Сколько он так пролежал — час, два, или три — было неясно. Паше уже стало казаться, что он бредит, когда тяжелая дрема, наконец, его одолела. За палаткой, где-то неподалеку, совсем даже рядом, кто-то как будто бил в бубен, бормотал и молился. Паша лежал, дремал, и в полусне улыбался — по-здешнему Паша кое-что понимал, и ему показалось даже, что он разобрал пару знакомых слов. В прошлом году они ездили в долину к шаманам, провели там несколько дней, причем Паша времени не терял и уехал с неким запасом слов (и ругательств). Он лежал, слушал бубен, бормотание и молитвы, и совсем вроде бы уже уснул, когда Лена зашевелилась, привстала и вдруг стала расстегивать спальный мешок. Паша в секунду проснулся и тоже выпрямился.
— Лена! — сказал он тихо и взял Лену за руку. Рука была ужасно холодной. Лена пыталась расстегнуть «молнию», но рука сильно дрожала, и у Лены не получалось. — Лена! Ты куда собралась?
— Сейчас, Пашенька... — прошептала Лена чуть слышно. — Что-то у меня молния не расстегивается... Пашенька, помоги... Расстегнуть молнию...
— Лена! — У Паши самого похолодели руки. — Ты куда собралась, девочка?
— Пашенька, мне нужно... Туда... Слышишь...
Тут Паша заметил, в ужасе, что бубен и бормотание вовсе ему не приснились. Где-то недалеко, совсем рядом, кто-то бил в бубен и бормотал — напевал что-то, уныло, негромко, тягостно.
— Слышишь? — Лена посмотрела ему в глаза. — Слышишь?
— Слышу, моя хорошая. — Паша крепче сжал холодную руку. — Кто-то бьет в бубен и молится. Ну и что? Не надо ему мешать, Лена, не надо к нему ходить. Он занят. Ложись спать, девочка.
Он попытался ее уложить, она стала сопротивляться, несильно, но настойчиво и даже упрямо. Паша схватил ее за обе руки, но она пыталась освободиться и расстегнуть молнию.
— Пашенька, отпусти меня, пожалуйста, — прошептала она. — Пашенька, мне нужно. Выпусти, меня пожалуйста.
— Нет, моя славная. Не надо тебе туда ходить. Ложись, отдыхать. Нам рано вставать и еще идти целый день. И еще, главное, на автобус не опоздать. Ложись, моя хорошая, баиньки.
— Пашенька, миленький, выпусти меня, пожалуйста. — Лена заплакала. Она смотрела Паше в глаза, и по щекам ее текли слезы. Она снова вцепилась в молнию, всхлипнула. — Пашенька... Помоги мне, пожалуйста, расстегнуть... Молния какая-то просто дурацкая... Не расстегивается...
Паша в ужасе вдруг отметил, что кто-то невидимый с бубном подошел уже почти к самой палатке. Глуховатый унылый стук раздавался теперь почти у самого входа. Лена засуетилась. Она вцепилась дрожащими пальцами в молнию и стала ее беспорядочно дергать. Молния не открывалась. Лена всхлипнула и стала выкарабкиваться из мешка. Паша схватил ее за руки, обнял за плечи, прижал к себе.