Паша подумал про автобус и ему странным образом стало легче. Он осторожно разложил девочек по своим местам, и они лежали теперь так уютно, спокойно, что у Паши в голове промелькнула мысль — все это бред, бред, дурной сон, и не было ничего, ни бубна, ни шепота, ни молитвы, ни хриплого унылого бормотания, ни смеха, не было никакого хихиканья, и никто не сидел у порога, не трогал полог палатки, никто, опять, не шептался и не подслушивал. Пашу вдруг охватила какая-то странная смесь ужаса и неловкости (как будто он сам во всем этом был виноват), он наклонился, расстегнул молнию, и прыжком выскочил из палатки.
На востоке небо уже ярко синело. Солнце должно было взойти в самое ближайшее время. Был самый холодный предрассветный час, и Паша почувствовал это в мгновение — весь покрылся мурашками, и даже дыхание перехватило.
— Ни фига себе... — прошептал Паша и потер руки. — Без палатки я бы тут сдох, сто процентов... — Он принялся прыгать. — А ведь лето только закончилось... Горы...
Затем, преодолевая какую-то идиотскую слабость, он прошелся вокруг палатки. Так и есть. Никаких следов.
— Откуда им взяться, — бормотал Паша, внимательно смотря под ноги. — Откуда им взяться... Сволочи... Зря я не вышел и не начистил им всем пятаки... Не посмотрел бы, что дети...
Паша слонялся вокруг палатки, пока солнце не показалось из-за далекого кряжа и холодные утренние лучи не растеклись по Долине. Дальше тянуть было некуда. Паша сцепил челюсти и, как в омут, нырнул в палатку. Стараясь не смотреть вообще никуда, он принялся тормошить девушек.
— Народ! — заорал Паша в пространство. — Хватит спать! Надо вставать! Подниматься, але! Ну! Нам идти целый день! На автобус ведь опоздаем!
— Ну хватит, отстань... — Первой проснулась Лена. Она вытащила руки из мешка и, не открывая глаз, стала сладко потягиваться, — так мило и сладко, как будто проспала целую ночь в уютной постели в уютном домике. — Вот он дался тебе, этот автобус... — Она открыла глаза, привстала на локте, посмотрела на Пашу и улыбнулась. — Маринка! Вставай, дохлая соня! — Она перекатилась к Марине и тоже стала ее расталкивать. — Вставай, а то Пашище мне тут уже все мозги за это самое, со своим автобусом...
— Ну-у... — Марина тоже стала потягиваться и сладко сопеть. — Ну что такое... Какой такой автобус-мавтобус... Я так обалденно сплю, а вы меня будите... Ну-у... Давайте еще полежим... Пять минут... — Она потянулась еще раз, открыла глаза, приподнялась на локте, посмотрела на Пашу, на Лену, улыбнулась. — Вот запытал ты со своим автобусом, Пашенька. Ну опоздаем, ну и хрен с ним. Будем теперь из-за этого твоего автобуса бежать целый день.
— В горах нужно бродить и наслаждаться пейзажем. — Лена выбралась из мешка и, оттолкнув Пашу, полезла вон из палатки. — А не бегать за каким-то автобусом.
— Давайте быстренько собираться и двигать. — Паша смотрел куда угодно, только бы не на них. Он вытолкал Марину на холод и стал сворачивать спальники. Руки у него дрожали.
— Ты видела, Ленка? — возмущалась Марина на улице. — Нет, ты видела! Видела, как он меня выпихнул! И это после того, что я для него!.. Мы для него, а он!..
— Да он хам вообще просто. Нет, все-таки пора, пора ему вставить!
— Со страшной силой...
Паша уложил вещи, и, если бы не проклятый автобус, возился бы еще полчаса, укладывая все каким-нибудь невероятно тщательным образом. Но нужно было спешить, и пришлось вылезать из палатки, и строить обычную рожу. Паша выполз в утренний холод, и убежал на другой конец палатки, и сказал в сторону:
— Держите там за веревочку.
— За какую, за эту вот, что ли? Тут их клубок...
— Вот за эту, дура...
— Хватит ругаться там! — вдруг заорал Паша и выпрямился. — Еще раз услышу, вставлю! Перестаньте ругаться, вообще! Чтобы я больше не слышал!
Лена с Мариной переглянулись.
— Пашенька! Ты плохо выспался?
— Да.
— Да? — Марина встопорщила брови. — Почему? Я выспалась просто обалденно как.
— И я тоже! — подхватила Лена. — Я уже давно так сладко не высыпалась! Надо будет еще раз как-нибудь здесь остаться. Правда, ужасно холодно, — она подпрыгнула и потерла руки, — но в палатке нормально!
— Ой Пашенька! Наврал ты нам все про своих мертвых норвегов с разрывами сердца.
— И про москвичей дохлых наврал, — засмеялась Лена, — и мало ли что там еще!
— Это он специально, чтобы нас напугать! Мальчишка-врунишка!
— Мальчишка-врунишка!
— Хватит паясничать! — огрызнулся Паша, смотря под ноги. — Собираем палатку и сматываем. Там внизу, — Паша махнул рукой, — ручеек, наберем воды и сделаем чай, на день. А отсюда уходим.