В славянской традиции существует не проявленная, интересная связь между волком и словом. Так, например, С.А. Плетнёва в своих наблюдениях над животным миром в русских волшебных сказках выявила, что волк в них — помощник (проводник) героя, а волчица — вещун [16, c. 392, 393; табл. 1]. Из другого источника узнаём, что «древним названием волкодлака, волка-оборотня, в славянском языке было слово, образованное от глагола vědati, «знать» [7, c. 242, 243]. Налицо связь с вещим (мудрым) словом. «Очевидно, что слова: вещун «волк-оборотень», «знающий», и словени «знающие, словущие, известные», имеют различные связи между собой — словесный смысл. Просматривается связь между волком и словом и в русской пословице: «Сказал бы словечко, да волк недалечко» [4, c. 322]. Правда, точный смысл этого речения в настоящее время не улавливается. Остаётся указать на установленный Ф. Соссюром факт: «Обычаи нации отражаются на её языке». Кроме того, соблазнительно отметить сверхъестественное «речевое общение» человека и волка в свете учения Соссюра о речевой деятельности. Язык — условность. Вопрос об органах речи — второстепенный вопрос в проблеме речевой деятельности. Языковой знак связывает не вещь и её название, а понятие и акустический образ. Акт речевого общения предполагает двух лиц. Поэтому языковой знак есть двусторонняя психическая сущность [24, c. 48, 49, 59, 99]. Примером уравнивания знающего человека с волком может обернуться «речевое общение» Боняка с волком (с волками), записанное в Ипатьевской летописи в лето 6607 (1099 г.) в сюжете в ночь перед сражением русских и половцев с венграми в Карпатах на реке Вагре. «В полночь встал Боняк (половецкий хан), отъехал от войск, и начал выть по-волчьи, и отвылся ему волк, и начали многие волки выть. Боняк же приехал, поведал Давыду (русскому князю), что победа наша будет на Венгров» (пер. наш) [18, «В лето 6607»]. Следует также принять в расчёт разбор былины о Вóлхе Всéславиче и предания о Словене и Волхе, произведённый Буслаевым. «Волх Всеславич даже по самому рождению своему — существо сверхъестественное. Хотя он рождён от обыкновенной женщины, от какой-то княжны Марфы Всеславьевны, но отцом его был лютый змий, вещая натура которого отозвалась в сыне тем, что он был чародей, оборотень… Наши грамотные предки даже в XVII веке верили, что этот Волх был старший сын мифического Словена. От Словена будто бы получили название Славяне, а от Волха — река Волхов, прежде называвшаяся Мутною. Этот Волх будто бы был «бесоугодный чародей, лютый в людях; бесовскими ухищрениями и мечтаниями претворялся в различные образы и в лютого зверя крокодила… Волх произошёл от змия, но прозывается Всеславичем, как бы по отчеству своей матери. Потому во всяком случае, уже по самому грамматическому смыслу, отцом Волха был какой-то Всеслав, или тот оборотень в лютого волка, тот вещий чародей, который уже в Слове о полку Игореве смешивается с известным князем Полоцким, или же сам баснословный Словен, на том основании, что Всеслав и Словен, как формы созвучные, могли в предании между собой смешаться. Во всяком случае, змеиная натура отца отразилась в Волхе» [2, c. 8, 9]. В упомянутом сочинении «О значении собственных имён…» Буслаев отмечает, что только в позднейшее время слово «упир» перешло в ругательство и что в XI веке оно употреблялось ещё в виде прозвища: «Так в 1047 году в Новгороде списал книги Пророков с толкованиями «поп оупир лихый» [1, c. 12, 13].