– Товарищ Мамонов, – вполголоса сказал Краснощёков, – мне необходимо срочно встретиться с товарищем Мухиным. У вас есть транспорт?
– Да, я приехал на извозчике, он ждёт на площади.
– Очень хорошо. А вы займитесь награбленным золотом, оно должно быть где-то тут. Товарищ Ван, ты – со мной, а твои бойцы пусть помогут товарищу Мамонову.
В бричке по пути в город Краснощёков неожиданно спросил Сяосуна:
– Ты состоишь в какой-нибудь партии?
– Нет, – невозмутимо ответил тот.
– А почему ты помогаешь нам? Ну, тебе нравится наша революция – это понятно. Но я знаю, что японские интервенты договорились с китайскими милитаристами о совместных действиях против советской власти в России. За Амуром собираются китайские войска, я бы сказал точнее: белокитайские войска, чтобы напасть на нас. И тебя они жалеть не станут.
– Как и я – их. А на вашей стороне, потому что я – за свободный Китай, против рабства и угнетения с любой стороны.
– Да, похоже, ты очень ценный кадр, товарищ Ван! – задумчиво сказал Краснощёков. – Советская республика обязательно будет налаживать отношения с Китайской, и такие люди, как ты, могут сыграть очень большую роль. Ты можешь продвинуться в России, а потом использовать свой опыт в Китае. Как ты отнесёшься к тому, чтобы вступить в партию большевиков? Я дам рекомендацию.
Сяосун сделал вид, что задумался, хотя на самом деле сердце радостно встрепенулось: вот они, открывающиеся возможности!
Краснощёков ждал, искоса поглядывая на своего охранника.
– Предложение неожиданное, – наконец сказал Сяосун, – но многообещающее. Для свободы Китая я готов отдать всего себя. Но мне хотелось бы работать по линии безопасности. Вы убедились, что я кое-что умею и смогу быть полезным советской власти.
– Вот и славно! – сказал Краснощёков. – Вместе мы её восстановим, нашу власть, на всём Дальнем Востоке.
9
– Мама, мама! – в распахнутую настежь дверь влетел Сяопин, высокий кудрявый золотоволосый юноша. – Мама, ты где?!
– Я в детской, – откликнулась Цзинь. – Что случилось?
– Меня зачислили!
Сяопин пробежал по квартире и остановился на пороге детской комнаты, где его девятилетняя сестра Госян делала уроки, а Цзинь переодевала четырёхлетнего Цюшэ.
– Меня зачислили, – повторил он. – Я – студент первого курса Пекинского университета. Поздравь меня, мама!
Цзинь, а за ней Госян, бросились обнимать Сяопина.
– Разрешите присоединиться? – знакомый всей семье баритон вызвал новый взрыв обнимашек.
– Папа, папа приехал!
Чаншунь едва успел поставить на пол чемоданчик, как был буквально облеплен детьми. Даже Сяопин, который был выше Чаншуня, и тот обнимал его так же крепко и возбуждённо, как маленькая тоненькая Госян, а совсем крохотный Цюшэ просто вцепился в ногу отца, обхватив её ручонками, и не двигался.
Чаншунь умоляюще смотрел на жену – «вмешайся, пожалуйста», – но та с улыбкой ждала естественного завершения церемонии «Встреча любимого главы семейства».
А вечером с поздравлением и корзинкой домашних пирогов, которые как нельзя кстати добавились к праздничному чаепитию, пришли Ваграновы, всё семейство: и Семён Иванович, и Мария Ефимовна и, конечно, четырнадцатилетняя красавица Лиза. Это ей, с детских лет своей подружке, Сяопин первой сообщил о зачислении. Он уже довольно сносно говорил по-русски, а Лиза – по-китайски: когда-то взаимное обучение было их игрой, а потом незаметно превратилось в необходимость. Сяопину понравилось учить, и он с удовольствием обучал китайскому Лизу и её родителей.
Семён Иванович уже вышел на пенсию, однако казачья кровь не позволяла ему гнуться под тяжестью лет, а потому старый путеец увлёкся садоводством по примеру агронома Прикащикова. Семён Иванович стал энтузиастом столь полезного дела, и корзинка с банкой вишнёвого варенья и десятком зимних груш, вручённая в подарок новоиспечённому студенту, подтверждала его успехи.
Мария Ефимовна из начальника узла связи доросла до руководства канцелярией Управления КВЖД, Цзинь была её подчинённой – руководила отделением по связям с китайским населением полосы отчуждения дороги. Маша слегка располнела, но это лишь добавило ей дружелюбия и весёлости. Эти качества своего характера она тут же обратила не только на Сяопина, которого любила, как родного сына и втайне прочила в женихи Елизавете, но и на нежданно приехавшего Чаншуня.
– Сявка, мой Сявка, – говорила она, прижимая к полной груди кудрявую голову парня, – какой же ты молодец! Правда мамке будет добавочная нагрузка – платить за твою учёбу, но я поговорю с Дмитрием Леонидовичем, чтобы ей повысили жалованье. Генерал наш – человек всенародный, не чета иным чиновникам, при нём вся дорога живёт сытно и спокойно.