Анна смотрела им вслед, пока машина не скрылась из виду, и пошла обратно к дому. В первый раз за последние два года она осталась одна. Марвин полетел в Нью-Йорк ранним рейсом, даже не попрощавшись, он только оставил записку, что позвонит позже на неделе, и написал свой номер телефона.
Прошла неделя, все дни были похожи друг на друга. Больше никто не настаивал, чтобы она выходила из комнаты после полудня, никто не выводил ее из себя, что, по ее воспоминаниям, было гораздо лучше, чем это угнетающее одиночество. Она занималась тем, что день или два брала кровь на анализы в кабинете доктора Нейлора и по вечерам гуляла с собаками и Виолеттой, которая в эти дни стала для нее лучиком света.
Однажды вечером, как только Анна вошла в дом, отключилось электричество. Она пошла в темноте на ощупь, нашла в чулане свечи и спустилась проверить пробки. Казалось, все было в порядке. Она позвонила Виолетте, чтобы узнать, работает ли электричество у нее.
– Нет. Я сижу в темноте и бездельничаю. Надвигается буря.
Анна хотела повесить трубку, но сказала:
– Не хочешь зайти на чашку чая?
Виолетта сказала, что хотела бы, и через несколько минут была уже у двери Анны.
– Темнота кажется еще темнее, когда ты одинок и отключают свет, не так ли? – спросила Виолетта.
Анна согласилась. Она посмотрела на голубое пламя конфорки, ожидая, когда закипит вода.
– У меня есть мятный чай, лимонный или – она выставила баночку на узкую полоску света – из жасмина.
– Жасмин, пожалуйста, – сказала Виолетта.
Анна заварила чай и поставила на стол тарелку с кексами с последней голубикой, которую заморозила прошлым летом. Она вспомнила, что это был солнечный день, и они с внучкой – в изобилии голубого – ели ягоды прямо с куста. К концу дня даже зубы собаки стали фиолетовыми. Флинн спросила:
– Знаешь, что я люблю больше голубики?
– Нет, что?
– Ничего. Голубика – это лучшая вещь в мире. И чем больше ты пачкаешься, тем лучше ты можешь говорить на их языке.
Анна посмотрела на губы и подбородок Флинн:
– Ну, я предполагаю, теперь мы обе очень говорливые. И он тоже. – Она кивнула на пса.
– Разве это не прекрасно? Ты, я и Крошка Иисус теперь говорим на УЯВ.
– На чем? – спросила Анна.
– УЯВ. Универсальный язык вкуса.
Сейчас Виолетта спросила:
– Ты давно общалась с мальчиками?
– Джек звонил мне несколько дней назад. Они переехали в новый дом.
– Они приедут на эти выходные? – спросила Виолетта. Анна покачала головой:
– На эти – нет. Может быть, на следующие.
– Я надеюсь увидеться с ними снова. Я всегда думала, что они представляют собой милую парочку. Они мне очень нравились. – Виолетта придвинула свечку ближе и уставилась в чашку.
– Гадаешь по чайным листьям? – пошутила Анна. Когда Виолетта не ответила, Анна протянула ей свою чашку: – Погадай мне.
Виолетта нашла очки в одном из своих многочисленных карманов. Покрутила чашку в разные стороны.
– Тебе снилось множество плохих снов. – Она замолчала. – И то что ты не видишь, сейчас видит тебя. Твоя двойная потеря сейчас обитает с тобой. – Она отодвинула чашку и сняла очки.
– Вот как? – спросила Анна.
– Именно так. Ты ожидала, что я назову тебе выигрышные номера лотерейных билетов?
– Но что все это значит?
– Ну, Анна, если ты хочешь услышать мою интерпретацию, я скажу тебе так: если ты попала на глубину, стань ныряльщиком. – Виолетта отвернулась.
Анна почувствовала, как похолодел воздух вокруг нее и Виолетты, дрожь пробежала у нее по спине.
– Виолетта, ты веришь в привидения?
– Конечно, – кивнула соседка. – А ты?
– Послушай, могу я попросить тебя об одолжении?
– Все что угодно, – сказала Виолетта.
– Ты не сможешь переночевать у меня? В последнее время я боюсь оставаться одна, – сказала Анна.
– Я буду счастлива остаться здесь, дорогая. А особенно если ты позволишь мне забежать домой и привести собак. Они так боятся бури.
– О, конечно. Я всегда рада их видеть, – ответила Анна.
Виолетта ушла. Анне показалось, что у нее сейчас случится сердечный приступ: она взмокла от пота, ей было трудно дышать, словно она стояла между двух больших камней, сдвинутых так плотно, что ее ребра были готовы треснуть. У нее шумело во вдруг потяжелевшей голове, привычные звуки дома стали в одно мгновение приглушенными, и пространство будто растянулось вокруг нее, делая близкие предметы далекими: собака была совсем рядом, хотя почему-то за пределами досягаемости. Пес повернул к ней свои грустные глаза; отраженный в зрачках свет был далеко, словно луна.
– Как? – услышала она свой голос. И тотчас же это чувство ушло, и звуки в комнате стали такими, какими они должны быть: тяжелые шаги Виолеты, клацанье собачьих когтей по полу, стук закрывшейся двери.
– Это мы! – крикнула Виолетта и прошла на кухню. Она остановилась и посмотрела вокруг. – Все в порядке?
– Сейчас все в порядке, – сказала Анна. Ей действительно стало спокойнее. Она почувствовала облегчение и неимоверную усталость. – Я уже собираюсь спать. А ты чувствуй себя как дома. Если ты голодна, то здесь изобилие еды.
– Спасибо, Анна, но я думаю, мы тоже ляжем. Ты не возражаешь, если Луна и Хайку останутся в спальне? – спросила Виолетта и показала на постаревших гончих.
Анна сказала, что не возражает, и пожелала Виолетте спокойной ночи.
Она быстро уснула; ей снилось, что она сидит в последнем ряду огромной церкви. Там были огромные, от пола до потолка витражи и искрящийся свет. Джек и Стюарт обменялись свадебными клятвами, хотя она не могла расслышать ни слова. Она услышала какое-то шуршание у локтя, повернулась и увидела Флинн.
– Почему ты продолжаешь меня звать? Как ты думаешь, что я могу сделать? – спросила Анна.
Флинн молча взяла ее за руку, они оказались в больнице, бродили по таким узким и переполненным людьми коридорам, что ей приходилось увертываться каждые несколько минут.
– Ты можешь идти прямо сквозь людей, – сказала Флинн.
Они остановились у детской палаты. Анна посмотрела и увидела сотни, тысячи детишек в кроватках. Никто из младенцев не плакал, и в палате не было никого, кроме них.
– Туда. Мне нужно попасть туда. Ты должна мне помочь, – продолжала говорить Флинн.
Анна посмотрела на внучку, а потом снова на детскую. Младенцы превратились в волчат, и все они смотрели на Анну своими желтыми глазами.
– Это волки, – ужаснулась Анна.
– Нет, – покачала головой Флинн, – некоторые из них ангелы. А некоторые такие же, как мы.
Глава XVI
Что-то живое, что-то хорошее, что-то лучшее
У них была тихая церемония в унитарной церкви в Бостоне, совсем немного друзей и скромный обед. Стояло лето. Джек подумал, что, возможно, это было первое предзнаменование слабоумия: несколько лет назад они со Стюартом пригласили бы двести человек вместо двадцати. Анна была их свидетельницей, очень красивая, в бледно-желтом платье. Это произошло месяц назад, и с тех пор Джек еще не видел Анну, хотя говорил с ней по телефону почти каждый день.
Вопреки ожиданиям Анна продала дом почти сразу же после того, как выставила его на продажу, за сумму, которая практически вдвое превышала ту, на которую она рассчитывала. Вчера, когда Джек с ней разговаривал, голос у нее был почти веселым. Она проводила дни, разбирая вещи, накопившиеся за десятилетия на чердаке и в комнатах для гостей. Новые владельцы хотели въехать как можно скорее.
– И что? – спросил Джек. – Куда ты собираешься?
– Я все еще думаю.
– Почему ты не разрешаешь нам со Стюартом приехать на эти выходные? – На самом деле – это была идея Стюарта – приехать и помочь ей.
– Нет, спасибо, но не надо. Мне нужно отвлечься. Это похоже на безобидное сумасшествие. Хотя ты как-нибудь можешь заехать и посмотреть, что я оставляю вам. Красивые антикварные вещи. Мебель. Я оставляю вам четыре кровати. Этого, может быть, многовато для двоих, но вы выберете те, которые вам понравятся. А еще я оставляю самую красивую детскую кроватку, которая принадлежала еще прабабушке моего мужа. Сами увидите.
– Ты уже и так для нас много сделала. Продай мебель. Забери деньги и путешествуй. – Она дала им большую сумму наличных на свадьбу, достаточную, чтобы сделать первый взнос за дом, и еще остались деньги на ремонт.