Водитель обернулся.
– Вопрос на засыпку, Мак, – сказал он. И отвернулся. Его занимало происшествие на перекрестке. Минутой ранее на расчищенную, запрещенную часть улицы выскочил мальчик с полусдутым красным шариком. Его сразу же поймал отец и утащил обратно к бордюру, стукнув пару раз полураскрытой рукой между лопаток. Толпа единодушно освистала его за это.
– Видели, как тот мужчина обошелся с тем ребенком? – обратилась ко всем миссис Силсберн.
Никто ей не ответил.
– Как насчет спросить того копа, насколько нас здесь могут задержать? – сказал муж матроны водителю. Он все еще стоял, подавшись вперед. Было похоже, что его не удовлетворил лаконичный ответ на первый вопрос. – Мы все тут, знаете ли, несколько торопимся. Не могли бы вы спросить его, надолго мы тут застряли?
Не оборачиваясь, водитель резко пожал плечами. Но выключил зажигание и вышел из машины, хлопнув тяжелой дверцей лимузина. Это был неряшливый, хамоватый тип в неполной шоферской форме – черном саржевом костюме, но без кепки.
Медленно, с крайне независимым, если не сказать вызывающим, видом, он проделал несколько шагов до перекрестка, где хозяйничал облеченный властью полисмен. Они двое простояли за разговором бесконечно долгое время. (Я услышал, как за спиной у меня застонала матрона.) Затем неожиданно они разразились громовым хохотом, словно вовсе не беседовали, а травили друг другу грязные анекдоты. Затем наш водитель, продолжая натужно смеяться, по-братски махнул полисмену рукой и направился – медленно – обратно к машине. Он сел, хлопнул дверцей, достал сигарету из пачки над приборной панелью, сунул за ухо, а затем – и только затем – обернулся и доложил нам:
– Сам не знает. Надо ждать, пока тут парад пройдет, – сказал он, окинув всех нас безразличным взглядом. – Опосля окей, можем двигать.
Он повернулся вперед, взял из-за уха сигарету и закурил.
Матрона на заднем сиденье издала сдавленный стон разочарования и досады. А затем стало тихо. Впервые за несколько минут я оглянулся на крошечного старичка с незажженной сигарой. Прошедшее время, похоже, никак на нем не сказалось. Его манера держаться на задних сиденьях машин – машин на ходу, машин на месте и даже, как подсказывало воображение, машин, летящих с моста в реку, – казалась непоколебимой. Она была изумительно проста. Всего-то и надо, что сидеть очень ровно, сохраняя зазор в четыре-пять дюймов между цилиндром и крышей, и сурово смотреть в ветровое стекло. Если бы Смерть, которая все время была где-то рядом – возможно, восседала на капоте, – чудесным образом вошла бы через стекло и призвала тебя, ты, по всей вероятности, просто встал бы и последовал за ней, сурово, но тихо. Не исключено, что ты смог бы взять с собой сигару, если это настоящая «Гавана».
– Что же мы будем делать? Просто сидеть здесь? – сказала матрона. – Мне так жарко, что я умереть готова, – и мы с миссис Силсберн обернулись и увидели, как она впервые за все время нахождения в машине посмотрела непосредственно на мужа. – Ты не мог бы хоть чуть-чуть подвинуться? – сказала она ему. – Я тут так зажата, что едва могу дышать.
Лейтенант выразительно всплеснул руками со смешком.
– Я и так сижу практически на крыле, зайка, – сказал он.
Тогда матрона взглянула со смешанным чувством любопытства и осуждения на другого своего соседа по сиденью, который, словно бы решив между делом позабавить меня, занимал гораздо больше места, чем ему требовалось. Между его правым бедром и основанием подлокотника оставалось добрых два дюйма. Матрона, несомненно, тоже заметила это, но, при всей ее браваде, ей недоставало решимости обратиться к этому устрашающего вида человечку. Вместо этого она повернулась к мужу.
– Можешь достать свои сигареты? – сказала она в раздражении. – Я свои ни за что не достану, до того мы утрамбованы.
На слове «утрамбованы» она снова повернула голову и метнула беглый недвусмысленный взгляд в крошечного виновника своего положения, узурпировавшего пространство, которое, как она считала, по праву принадлежало ей. Он продолжал сидеть с невозмутимым видом. И все так же сурово смотрел прямо перед собой, в ветровое стекло. Матрона посмотрела на миссис Силсберн, выразительно вскинув брови. Миссис Силсберн изобразила на лице полнейшее понимание и сочувствие. Лейтенант между тем накренился влево, то есть к окошку, и достал из правого кармана офицерских розоватых брюк пачку сигарет и картонку спичек. Его жена вынула сигарету и подождала, пока ей поднесут – вот, пожалуйста – огоньку. Мы с миссис Силсберн смотрели, как она закуривает, с таким интересом, словно лицезрели нечто небывалое.