Четверо друзей собрались за столиком ночного клуба «Элита», открытого при Доме творчества, встретившись после летних каникул. Дискотека, которую ди-джей обычно открывал после полуночи, еще не началась, и на сцене, вделанной в стену в виде грота, шла новая развлекательная программа.
— Нашего менеджера пора уволить, — недовольно произнес Берт Романовский, красивый широкоплечий парень в распахнутой на груди голубой джинсовой рубашке и точно таких же джинсах, сидевший слегка развалясь на стуле и закинув ногу на ногу. — И зачем он пригласил в клуб эту блеклую девочку? — Он кивнул в сторону певицы.
С превеликим трудом можно было узнать в этом парне прежнего хулигана и неряху Алика Горшкова. Безупречный вкус Берта был признан всеми, и если только он хотел, то по части манер мог заткнуть за пояс самого воспитанного и манерного представителя «золотой молодежи», Даниила Дегтярева, но обычно он этого не делал. Легкая нарочитая небрежность как в обращении с людьми, так и в подборе гардероба была отличительной чертой его стиля, но удачно сочеталась с его мужественной внешностью. Настоящий синеглазый ковбой из американских вестернов. Так, во всяком случае, считали девушки из художественного училища, где он учился. С ними была не согласна лишь одна, та, что сейчас сидела рядом и, как обычно, не сводила с него настороженного взгляда. Его однокурсница, сестра его друга, Диана Дегтярева. То, что в художественное училище поступила Диана, не удивило никого. Она училась в художественной школе и успешно ее закончила. Но то, что туда же поступил Альберт, нигде специально не обучавшийся, да к тому же, в отличие от Дианы, получивший по живописи «хор», а все вступительные экзамены сдавший на пятерки, было сенсацией. А следующей сенсацией было то, что при получении паспорта он изменил фамилию. С тех пор прошло три года, они учились на третьем курсе, и сейчас тот факт, что профессор, преподающий в училище, собирался отправить его для дальнейшего обучения в Москву, а потом в Италию, как самого одаренного студента, уже не так сильно шокировал местный бомонд. К сюрпризам, преподносимым этим парнем, привыкли.
— Наоборот, Джим позаботился о тех, кто получает кайф от хорошего пения. У этой певицы абсолютный слух и приятный голос, — возразил Даниил Дегтярев, студент второго курса филфака, начинающий писатель, печатающий свои рассказы, полные любви и романтики, не только в университетской газете, но и в городских газетах и журналах. Везде, не только в ночных клубах и барах, а даже на лекциях в университете, он неизменно появлялся в отглаженном костюме, белоснежной рубашке и при галстуке. Несмотря на то, что по природной конституции он мало уступал своему другу, он с первого взгляда напоминал херувима с рождественской открытки, благодаря русым кудрям до плеч, огромным, несколько наивным голубым глазам и застенчиво улыбающимся губам с трогательной детской припухлостью.
— Для этого, беби, существуют другие места, например, филармония, консерватория и опера, — с изрядной долей иронии и некоторого покровительства сообщил ему Берт. — А я пришел в ночной клуб, и, как нормальный мужчина, предпочитаю смотреть в ночное время на красивые женские лица и фигуры. Это тебя, мальчик мой, до сих пор не интересует прекрасный пол, и ты не понимаешь, зачем вообще нужны красивые женщины. Ты согласна со мной, Лолита? — обратился он к девушке с высокой женской прической, выглядевшей нелепо на ее детском личике. Так же смешно смотрелось на ней дорогое вечернее платье с декольте, которое болталось на ней как на вешалке, открывая худенькие плечики, острые ключицы и подчеркивая почти плоскую грудь. Из-за этого столь явного стремления соответствовать некоему образу терялась ее миловидность, стройность и изящество, которые могли бы составлять ее шарм, если бы девушка с внешностью подростка не выходила бы из себя, чтобы походить на взрослую даму.
От вопроса парня она покраснела, и ее взгляд уперся в бокал с коктейлем, который она держала в руке.
— Его, кроме творчества, вообще ничего не интересует. Он пишет о любви и не знает ее. Он не мужчина, он писатель. — Она через силу пыталась шутить, и от того, что ее усилие было всем заметно, шутка не удалась.
— При чем тут творчество? — пожал плечами Берт. — Я тоже не слесарь. Просто наш беби никак не может забыть наказы старой девы гувернантки, называющей отношения между мужчиной и женщиной развратом.