— Да, да, припасов, — сказала из-за шторы Марианна, облизывая пересохшие губы.
— Можно купить даже оружие, — задумчиво произнёс Хуан, разбирая свою постель и раскатывая на полу тюфяк.
— Да-да, оружие. Но я, Хуан, как вспомню сеньора Сикейроса, как вспомню тех двоих испанцев или мексиканцев, чёрт их там разберёт, которые пристрелили его, так мне сразу же, становится не по себе.
— Ну, я, в общем-то, не то имел в виду, — сказал Хуан, забираясь под одеяло, и поудобнее укладываясь на своём убогом матрасе. — Вообще-то, противный был человек, — после небольшой паузы вдруг сказал парень.
— Ты кого имеешь в виду? — осведомилась Марианна.
— Ну как кого, твоего кавалера, этого самого сеньора Сикейроса.
— А, да, он ухаживал за мной, пытался меня обольстить, соблазнить, говорил мне всякие комплименты.
— Вот-вот, договорился, — злорадно прошептал Хуан, — и подучил пару пуль в сердце.
— А мне его, честно говоря, жаль.
— А тебе не жаль твоих серебряных ложек?
— Ложек жалко. Знаешь, Хуан, я вспоминаю о них каждый день.
Марианна поняла, что больше уже ничего интересного не увидишь, и стала надевать ночную рубашку. Сейчас уже парень с интересом смотрел на тень тела Марианны, на изящные очертания её груди, бёдер, на точёный профиль.
Хуан тяжело дышал и скрежетал зубами.
А Марианна говорила, абсолютно успокоившись.
— Он был готов бросить мне под ноги пальто, если бы на палубе была лужа, чтобы я не замочила ног.
— Кто? — спросил Хуан.
— Сеньор Сикейрос, ведь он был настоящий кавалер, очень воспитанный и очень галантный. Мне всегда нравились мужчины, которые старше меня.
Хуан Гонсало тяжело вздохнул и сжал зубами край одеяла.
— Ты закрыл глаза и отвернулся к стене?
— А, да, — пробурчал Хуан, отворачиваясь к стене.
— А свет кто будет выключать?
Парень сбросил одеяло и, шлёпая босыми ногами по полу, направился к лампе и выключил свет.
А Марианна в это время с интересом наблюдала за ним.
Когда он опять улёгся и натянул одеяло, вновь прозвучал вопрос:
— Ты отвернулся к стене?
— Да, да, отвернулся, можешь идти.
— А чего ты так зло со мной разговариваешь?
— Можно подумать, там что-то интересное, ведь у тебя рубашка до пят, — улыбаясь, сказал парень.
— А ты откуда знаешь?
— Так утром ты же встаёшь и расхаживаешь в ней, а вечером наводишь всякую таинственность.
— Хорошо, так ты отвернулся к стене?
— Да, отвернулся, иди.
Марианна выбежала из-за шторы, перескочила через спинку кровати и забралась под одеяло. А затем облегчённо вздохнула, будто одеяло было такой же надёжной защитой, как толстая дубовая дверь.
На улице послышались душераздирающие крики.
— Какой ужас! — воскликнула Марианна.
Хуан вскочил, подбежал к окну, поднял раму и посмотрел на улицу.
— Что там? — спросила Марианна.
— А ты встань и посмотри, — немного зло пробурчал парень.
— Ты расскажи, я не хочу вставать.
— Да дерутся два матроса и ещё какой-то тип в жилетке.
— И кто побеждает?
— Никто не побеждает, они просто ужасно пьяны.
— А ты, Хуан, смог бы их победить?
— Я не стал бы с ними связываться, ведь они почти в стельку пьяны.
Хуан рассмеялся.
Трое дерущихся ужасно вопили, изрыгали на головы друг друга проклятья, посылали друг друга в преисподнюю и к дьяволу, вставали с мостовой и, дойдя друг до друга, размахнувшись, падали и расползались в разные стороны, будто креветки,, не забыв при этом осыпать другу друга отборной бранью.
— Ну и придурки, — сказав Хуан, опуская раму. — Заберут в полицию, очистят карманы, будут потом знать.
— Это, наверное, те, которые вышли из нашей гостиницы? — осведомилась Марианна.
— Не знаю, те они или не те, в темноте все на одно лицо.
— А по голосу мне показалось, те.
— Ты ещё успеваешь думать о таких вещах? Лучше спи, а то завтра не встанешь.
— Не хочется вставать, не хочется работать, — прошептала Марианна, глядя на тени, пробегавшие по потолку.
Девушке почему-то захотелось сейчас оказаться в своём доме вместе с родителями. Она считала свою мать ужасной занудой, но сейчас она не отказалась бы от того, чтобы находиться рядом. Они сидели бы за большим овальным столом в гостиной, пред ними были бы разложены приборы, фамильное серебро, голубоватый фарфор. В подсвечниках горели бы свечи, и вся семья неторопливо беседовала бы. Конечно, мать называла бы её маленьким ребёнком, ничего не понимающим в жизни, отец шутил бы и подзадоривал Марианну.
— Ты спишь? — вдруг послышался голос Хуана.