— Да нет, я один, сеньор, мне не с кем прощаться.
Глава концессии по строительству железных дорог пожал плечами:
— Как хочешь. Значит, тебе легко будет расставаться с Сан-Диего.
— Если я оставил родину, сеньор, то в этом прощании нет ничего грустного, — Хуан Гонсало полуприкрыл глаза и откинулся на подушки сиденья.
«Где сейчас Марианна? Что с ней? Помнит ли она меня? Конечно, помнит, — сам себе ответил юноша, — если я не забыл её, то и она, оставшись наедине с собой, иногда произносит моё имя. И пусть всё в прошлом, но то, что было, было прекрасно».
Юноша ещё не знал о том, что имение дона Родриго сожжено, что семья де Суэро решила навсегда остаться в Мексике и не возвращаться в Испанию.
«Марианна, Марианна…» — про себя повторил Хуан Гонсало, и в его глазах отразилась тоска.
— Ты чем-то огорчён? — спросил мистер Джонсон.
— Нет, сеньор, всё отлично.
«Мы расстаёмся навсегда, — подумал юноша, глядя на проплывавшие мимо окна экипажа фасады домов. — Может, её уже и нет в городе, может, она уже на пути в Испанию. Ну и пусть, теперь мне остались одни воспоминания, но они прекрасны».
— Чего приуныл, — обратился мистер Джонсон к своему попутчику, — впереди тебя ждут большие дела.
— Всегда грустно расставаться со своим прошлым.
— Я это знаю, парень.
— Главное, вы сумели дать мне уверенность.
— Это я умею, — рассмеялся мистер Джонсон, — может, тебе работа не покажется такой уж лёгкой, но ты будешь знать, ради чего стараешься. А может, через пару лет ты и передумаешь работать на земле, есть куда более выгодные предприятия.
— Нет, остальное — это не для меня, — признался Хуан Гонсало. — Всю свою жизнь я мечтаю о том, чтобы получить в собственность землю.
— Всю свою жизнь — это громко сказано.
— Пусть я ещё молод, но зато твёрдо знаю, чего хочу. Я и в Мексике оказался затем, чтобы сбылась моя мечта.
— Теперь до её исполнения, Хуан, осталось совсем немного. Только, смотри, не транжирь деньги.
— Теперь я буду вести себя совсем по-другому, сеньор.
Городские пейзажи сменились унылым однообразием.
— Сколько земли… — прошептал Хуан Гонсало, — и такое впечатление, что вся она пустует.
— Ты даже не можешь себе представить, парень, сколько земли уходит под железную дорогу, под станции. Но она даёт жизнь, и пустынные до этого места, становятся оазисами.
— Я увижу это собственными глазами, сеньор.
— Нет, ты будешь идти впереди, прокладывая дорогу, а за тобой останется цветущий сад. Но ты всегда будешь находиться в пустыне.
— Я готов к этому, сеньор.
— Ну, вот и отлично, значит, мы поняли друг друга.
Границу мистер Джонсон и Хуан Гонсало пересекли без особых проблем. Повсюду у главы железнодорожной концессии были друзья, повсюду его хорошо знали.
И вот пришло время расставания. Юноша и мужчина крепко пожали друг другу руки.
— Не жди, Хуан, от жизни большего, чем она может тебе дать, и тогда разочарование пройдёт мимо.
— Я не хочу от жизни ни больше, ни меньше, чем мне нужно — всего лишь участок земли.
— Это довольно много, — улыбнулся мистер Джонсон.
— Вот вы, сеньор, владеете огромными землями, огромным капиталом, но вы счастливы не больше, чем был бы счастлив я, осуществись мои мечты.
— Ну что ж, тогда до встречи, — мистер Джонсон взмахнул рукой, стоя уже на подножке экипажа.
— А теперь, за дело! — скомандовал себе Хуан Гонсало и повернулся к подрядчику, готовому оформить его на строительство железной дороги.
А что же случилось с Марианной? Неужели она и впрямь забыла Хуана Гонсало? Неужели даже не делала попыток разыскать его?
Нет, девушка не предала своих чувств, она не забыла человека, сделавшего столько много для неё. Но иногда обман, даже невольный, круто меняет судьбы людей.
Так произошло и с Марианной.
Номер газеты с заметкой сеньора Рамироса сыграл свою роковую роль.
А случилось это следующим образом.
Для того, чтобы узнать это, следует вернуться к моменту, когда Хуан Гонсало покинул дом, оставив дона Диего и свою возлюбленную. Юноша, конечно же, боялся в мыслях произносить это слово, он называл девушку всякими ласковыми словами, но о любви старался не говорить даже сам с собой.
Сразу же вслед за доном Родриго и донной Марией пришла горничная с доктором. По-всякому представлял себе дон Родриго встречу с дочерью, но подобного не мог и вообразить.
Сеньор де Суэро был привычен к виду крови, случалось, в молодости ему самому доводилось доставать пули из своих ран, но то, что он увидел, заставило сжаться его сердце. Он не мог и вообразить, что у кого-то может подняться рука, выстрелить в его дочь. И самое страшное, дон Родриго не мог отомстить обидчику.