— Тогда, парень, ты не заработаешь и цента. За учёбу нужно платить.
— Отвернись, — сказал Хуан Гонсало.
— Думаешь, меня интересует, где ты прячешь деньги? — ответил гигант, всё-таки, отворачиваясь.
Хуан Гонсало извлёк из потайного кармана брюк носовой платок, в который всегда прятал деньги, и какое-то время рассматривал купюры, пытаясь отыскать самую потёртую.
— Вот, — наконец он подал Пабло банкноту.
Тот, довольный собой, спрятал её в карман и направился к платформе.
Вернулся он оттуда с топором в руках.
— Смотри, как это делается, парень.
Он нагнулся, одной рукой оттащил в сторону недопиленную Хуаном Гонсало рельсу, а затем, не выпуская топора из рук, подтащил вторую. Камнем он наметил кусок, который следовало отрезать и, невысоко размахнувшись, ударил лезвием топора по рельсе.
Брызнули искры, на мягкой головке рельсы осталась небольшая вмятина с острыми краями.
Затем, ногой перевернув рельсу, Пабло нанёс ещё один удар, оставив такую же вмятину.
— А теперь смотри.
Широко размахнувшись, мексиканец изо всех сил ударил обухом топора по подошве рельсы.
Хуан Гонсало открыл рот от удивления. Та сломалась ровно в намеченном месте. Немного зернистый, синеватый излом металла тускло поблёскивал на солнце.
— Вот так-то, парень.
Пабло вонзил топор в шпалу и отошёл в сторону, чтобы юноша мог полюбоваться его работой.
Пару минут — и рельс перерублен. Ты, наверное, не подозревал, что это так легко.
— Когда умеешь что-нибудь делать, — признался Хуан Гонсало, — тогда легко, а если нет, то нужно учиться.
— Хорошо, что ты это понял, парень.
Пабло, опустившись на корточки, изучал надпил, сделанный Хуаном Гонсало.
— А ты упорный, я, честно говоря, когда мне предложили перерезать рельсу, не перепилил и половины твоего.
— Если бы полотно не сломалось… — начал юноша.
— Ты всё равно, не успел бы, перепилить рельсу.
— Да.
— Ну, так вот, никогда не задавайся. А теперь пошли, я покажу тебе, что ты должен делать.
Пабло, тяжело ступая, двинулся впереди, Хуан следовал за ним.
— Ну как, новичок, — кричали вслед Хуану Гонсало рабочие, — перепилил рельсу?
Юноша пытался улыбаться, но всё равно краска стыда заливала ему лицо.
«Да, — сказал он сам себе, — если хочешь быть таким же, как и они, то не делай вид, что тебе известно, как и что следует делать. Учись, всё это пригодится тебе в жизни».
— Во-первых, — сказал Пабло, — рельсы не носят руками, для этого есть щипцы.
В этот момент двое негров проносили мимо них рельсу, зажав её головку большими щипцами. Свободный конец тащился по земле, глубоко бороздя её.
— Мы должны укладывать в день триста футов полотна, иначе никто из нас не получит своих денег. Так что, церемониться с тобой никто не будет.
— Покажи для начала что-нибудь попроще, — попросил Хуан Гонсало.
— Хочешь лёгкой работы?
— Нет, сегодня я буду делать что-нибудь простое, завтра посложнее, а через неделю уже научусь делать то, что и вы все.
— Ты правильно считаешь, будешь подносить рельсы. Они тяжёлые, но большого мастерства для этого не требуется.
Один из негров-гигантов уступил своё место Хуану Гонсало, и тот взялся за ручку щипцов.
— Эх, был бы ты ростом побольше, — вздохнул второй негр, нагибаясь, чтобы нести рельсу вровень с юношей.
— Тут уж ничего не поделаешь.
Хуан Гонсало чувствовал, как пот заливает ему глаза, но не мог разжать пальцев, иначе рельса упала бы. Донеся и установив её на место, Хуан Гонсало немного передохнул.
Он с уважением смотрел на то, как рабочие ударом забивают в шпалы длиннющие костыли. Движения людей казались выверенными и лёгкими, но юноша уже понимал, какую огромную силу следует вкладывать в работу, чтобы она шла быстро.
— Пошли за второй, — негр тронул плечо юноши.
И вот вновь Хуан Гонсало, обливаясь потом, сбивая руки в кровь, стаскивал рельсу с платформы, подхватывал её щипцами и нёс к месту укладки.
К концу дня он совсем обессилел и даже не поужинав, забрался в вагон. Жёсткие доски показались ему после адской работы мягкими. Никогда ещё он не спал так крепко.
Утром его разбудил Пабло.
— Я приберёг твой ужин, — и гигант-мексиканец подал Хуану Гонсало оловянную тарелку, накрытую другой. — Если не будешь есть, то в конец обессилишь.
Юноша почувствовал страшный голод и, выбравшись на улицу, с удовольствием съел вчерашнюю порцию.
И вновь началась каторжная работа. Правда, теперь уже Хуан Гонсало умел её делать так, чтобы тратить минимум сил. Он приспособил свой шаг к расстоянию между шпалами и теперь не тратил зря сил на то, чтобы удержать равновесие, стоя на неутрамбованном щебне.