— Я хочу, чтобы всё сложилось как можно лучше, насколько это возможно в теперешних обстоятельствах. Я думаю, чувствуя себя виноватым в гибели твоего отца, дон Родриго не станет претендовать на его земли.
Юноша задумался.
— Может быть.
— А теперь скажи мне, Хуан Гонсало, давать тебе ружьё или нет?
— Пока что не надо, — произнёс юноша.
— Вот и отлично. После похорон мы поговорим с тобой ещё. А теперь не буду мешать. Есть смысл поговорить с твоими братьями?
— Нет, никто из них и не помышляет о мести.
— Значит, я рассудил здраво.
Похоронная процессия медленно двигалась по склону холма. Дорога круто забирала вниз, и людям, несшим гроб, приходилось ступать очень осторожно, чтобы удержать его на плечах.
Возглавлял процессию седовласый священник. В руках он нёс высокий деревянный крест. Ветер развевал его белые одежды.
Люди двигались в направлении небольшого сельского кладбища, расположившегося в ложбине между двумя холмами.
Хуан Гонсало поправил на плече гроб и покосился на Мануэля, шедшего рядом с ним. Никаких мыслей не отражалось на лице брата, лишь одно уныние. Он казался юноше человеком, недовольным тем, что его потревожили, отвлекли от какого-то важного занятия.
Хуан Гонсало взглянул вперёд, на океан, и тут же вспомнил, как ещё маленьким ребёнком приходил с отцом на могилу матери.
— Вот тут, — говорил тогда отец, — меня и похоронят. Тут хорошо лежать, чудесный вид — океан, поля… Я мечтаю, сын, о том времени, когда смогу успокоиться, лечь в землю рядом с твоей матерью.
Хуан Гонсало вспомнил и свой вопрос, заданный отцу:
— А почему, если умирать так хорошо, то все живут?
Отец тогда рассмеялся.
— Чтобы лучше почувствовать радость, нужно сперва немного погрустить, не так ли?
И теперь, шагая по пыльной дороге, Хуан Гонсало смотрел на знакомый пейзаж, который созерцали все жители Санта-Риберры от самого рождения и до смерти, тот пейзаж, о котором мечтал его отец.
И Хуан Гонсало вспомнил, что тогда, ребёнком, подумал:
«А как можно видеть небо, океан, землю, лёжа в могиле? Ведь там темно, сыро».
Но тогда он не спросил об этом отца.
Мануэль закашлялся, и Хуан Гонсало строго посмотрел на него.
Сзади гроб несли Санчо и старый Сальвадор. Старик то и дело кряхтел, негромко ругался на дорогу, на собственную старость. И юношу неприятно кольнула мысль, что когда-нибудь и он сам станет таким же ворчливым и старым.
Наконец-то похоронная процессия добралась до подножия холма. Дорога теперь шла вдоль берега, ровная, без крутых подъёмов и спусков.
Хуан Гонсало попытался обернуться, чтобы посмотреть на свой дом, но из-за тяжёлого гроба, стоявшего у него на плече, он не смог этого сделать.
Среди тех, кто шёл за гробом, послышался ропот. Юноша напрягся, а затем различил и стук конских копыт.
— Кто там? — не оборачиваясь, спросил он у Сальвадора.
— Это люди дона Родриго, его управляющий дон Диего вместе со своими людьми.
— Они догоняют нас, что делать? — шёпотом спросил Хуан Гонсало.
— Ничего. Нам нельзя ни отвечать, ни вступать в пререкания, ни принимать соболезнования. У тебя своё горе, мальчик, ты должен похоронить отца.
— Никто ничего не отвечает… — пронёсся шёпот по похоронной процессии.
— Да-да, — подтвердил Сальвадор, — о чём бы нас ни спрашивали, только молчать. Мы должны похоронить сеньора Ортего.
Холодный пот тёк по спине Хуана Гонсало. Но он старался ступать так же, как ступал прежде, ничем не выдавая волнения.
Лица людей, участвовавших в похоронах, сделались непроницаемыми.
Всадники догнали похоронную процессию, и послышался властный окрик управляющего Диего Кортеса.
— Кого хоронят?
Никто не обернулся. Священник так же величаво ступал перед гробом, сжимая высокий деревянный крест.
Хуан Гонсало пристально всматривался в маленькую чёрную точку на самом горизонте, как будто бы в ней сосредоточился сейчас весь мир.
— Кого хоронят, я спрашиваю?! — воскликнул управляющий.
И вновь ответом ему было молчание.
Немного смутившись, он изменил тон и снял с головы шляпу.
— Кого хоронят?
Но и на этот раз никто не ответил.
Дон Диего пришпорил коня и обогнал похоронную процессию. Он загородил дорогу, и священник вынужден был остановиться.
Все стояли, смотря себе под ноги. Лишь один Хуан Гонсало, не отрываясь, смотрел в лицо управляющего.
Тот был красив. Тонкие чёрные усы, короткая стрижка, хороший дорогой костюм для верховой езды. На вид управляющему помещика было лет двадцать пять.
— Я, кажется, спросил, кого хоронят?