— Ты собрался уходить?
— А что мне остаётся делать? Дома ты не позволяешь мне пить, пойду в таверну.
Донна Мария уже раскаивалась в своём поступке. Не хватало, чтобы её муж напивался в обществе простолюдинов. К тому же она знала, что выпив, дон Родриго становится, чрезвычайно болтлив, и расскажет посетителям таверны многое из того, о чём им не следовало бы знать.
— Ты никуда не пойдёшь! — жена загородила собой выход из гостиной.
Дон Родриго легко, словно та была лёгкой занавеской, отодвинул жену в сторону и покинул дом.
Донна Мария бросилась вслед. Но, оказавшись на крыльце, передумала просить своего мужа вернуться, теперь-то их разговор точно услышала бы прислуга.
Дон Родриго вывел под уздцы коня, вставил ногу в стремя и вскочил в седло. На прощание он помахал рукой жене и послал ей воздушный поцелуй.
— До скорого, моя дорогая, — это значит, до вечера, — прокричал он и сжал шпорами бока коня.
Выехав за ограду парка, дон Родриго самодовольно улыбнулся. Он всегда радовался, когда ему удавалось одержать верх над своей женой. И пусть сегодня победа была неполной, он вновь оказался на свободе. Никто не мог указывать ему, что следует делать.
— Хочу — напьюсь, — пробормотал сеньор де Суэро, — а хочу — останусь трезвым, назло ей. Представляю себе удивление Марии, когда вернусь домой абсолютно трезвым! Подойду и поцелую ей руку.
Но, мечтая, дон Суэро отдавал себе отчёт в несбыточности такой перспективы. Ещё ни разу ему не удавалось сдержать себя по части выпивки, хотя и горьким пьяницей его нельзя было назвать. Он всегда знал, сколько ему следует выпить, чтобы остаться на ногах, если он передвигался пешком. Или норма увеличивалась ещё на пару рюмок, если ему предстояло ехать верхом. Ещё две рюмки можно было добавить в случае, если дон Родриго приезжал в таверну в двуколке. Тогда он мог позволить себе и уснуть с вожжами в руках. Конь прекрасно знал дорогу.
— И всё-таки, нехорошо получилось, — признался дон Родриго самому себе в припадке искренности, — ну зачем мне ссориться с Марией, настраивать её против себя? Ну, нет, — тут же воскликнул он, — домой я просто так не вернусь, только поздно вечером и изрядно выпив. Пусть поймёт, что приказывать мне нельзя, я сам решаю свою судьбу.
И дон Родриго, привстав в стременах, посмотрел на далёкую таверну, приютившуюся у подножия холма среди старых деревьев. Её черепичная крыша живописно дополняла пейзаж.
— Нет, даже ради спокойствия семьи, я не брошу пить, — и конь понёс дона Родриго по направлению к таверне.
Пыль летела из-под копыт, подковы высекали искры. Можно было подумать, что престарелый сеньор спешит навстречу с любовницей, таким азартом и радостью горели его глаза в предвкушении выпивки.
Хуан Гонсало избегал ехать проторенными дорогами. Его ослик Ико, не спеша семенил по еле заметным тропинкам и каждый раз его хозяин прятался в заросли, завидев встречных путников.
В конце концов, юноша выехал на опушку леса и вновь увидел океан. Казалось, до него было рукой подать.
«Где это я очутился?» — задумался Хуан Гонсало.
Он не знал этой местности и не очень-то хорошо себе представлял, как должен выглядеть дом дона Родриго. Сколько он ни всматривался в окружавший его пейзаж, не мог заметить дворца. Большое строение пряталось в тени деревьев старого парка, казавшегося отсюда просто лесом.
Юноша почувствовал голод. В его кармане было несколько монет, и он мог позволить себе роскошь пообедать в таверне. К тому же первая решимость незамедлительно отомстить сеньору де Суэро улетучилась, и Хуану Гонсало хотелось оттянуть момент встречи с сеньором.
Он ещё раз проверил, хорошо ли замаскировал старинную винтовку, и остался доволен. Никому и в голову не могло прийти, что палки, закрученные в полотно — это грозное оружие.
— А вот это уже непременно таверна, — обрадовался Хуан Гонсало, заметив красную черепичную крышу.
Возле дома стояло несколько повозок, на лужайке паслись кони.
«Заеду туда и узнаю, что мне нужно. Уж тут-то мне непременно расскажут о том, каков он, сеньор де Суэро».
Юноша ещё раз хотел убедиться в том, что помещик отъявленный негодяй и заслуживает пули. Он рисовался ему эдаким извергом с нечеловеческим лицом.
— Поехали, Ико! — крикнул Хуан Гонсало и его ослик засеменил по тропинке.
Таверна представляла собой большое здание, сложенное из дикого камня. Швы кладки густо заросли мхом, крыша в некоторых местах провалилась. Но заделывать её, казалось, никто не собирался.
Юноша привязал ослика и толкнул дверь, сколоченную из грубо отёсанных досок. На него тут же пахнуло табачным дымом и запахом спиртного.