— Если бы я не сдерживала себя, — дочь сжала руку матери, — то на твоих глазах не высыхали бы слёзы.
И дочь, и мать рассмеялись.
— Ну вот, видишь, можно же поговорить вполне миролюбиво.
Донна Мария поднялась и прошлась по гостиной. Она взяла из высокой хрустальной вазы большое спелое яблоко и разрезала его ножом, но не как обычно — вдоль, а поперёк. А затем, сжав плод в руке, показала срез дочери.
— Что ты тут видишь?
— Звезду.
— Да, звезда с пятью лучами. В каждом из них находится по семечку. А теперь скажи мне, какой плод более человечен: слива, вишня, гранат или яблоко?
Марианна задумалась. Это напоминало ей детскую игру, и она вновь почувствовала себя маленькой.
— Наверное, всё-таки яблоко.
— Почему?
— О нём написано в Библии…
— И поэтому тоже, но есть что-то ещё. Подумай.
Марианна наморщила лоб, затем подошла к матери и взяла другую половинку плода.
— Не знаю, но мне как-то очень странно смотреть на этот срез яблока. Я никогда не резала их поперёк и даже не знала, сколько внутри косточек.
— Их ровно пять. Странное число, неправда, ли?
— Пять, пять, пять, — повторяла Марианна.
— Это, в самом деле, число человека. У него две руки, две ноги, голова…
— Да, мама, это маленький человечек. Он стоит, широко расставив ноги, воздев к небу руки, запрокинув голову.
— Так теперь ты понимаешь, дорогая, почему именно яблоня росла в райском саду?
— Да, — задумчиво промолвила Марианна, — я помню и про Адама, про Еву, про змея-искусителя. Это он научил праматерь попробовать плоды добра и зла. Она откусила и прозрела первой. А затем и Адам попросил кусочек. Она дала ему попробовать, и тут они поняли, что на них нет одежд.
— Вот-вот, — немного нравоучительно сказала донна Мария.
— И бог выгнал их из рая. И чтобы они не могли вернуться туда, поставил у ворот ангела с мечом. А люди, придя на землю, в память о прежней своей райской жизни посадили яблоню.
Марианна взяла обе половинки плода и сложила их.
— А теперь это целое яблоко и можно даже не заметить, что когда-то оно было разрезано.
Девушка, держа двумя руками яблоко, откусила от него.
— Теперь я совсем по-другому ощущаю его вкус.
— Так вот, дорогая, никогда не забывай о том, что яблоко — это самый человечный плод из всех растущих на земле. И каждый раз вспоминай о том, как люди из-за своего любопытства и неумения сдерживаться лишились рая.
— Хорошо, мама, — Марианна посмотрела в быстро темнеющее окно.
Вскоре мир за окном потерял свои краски, сделался серым, а затем, напоследок, внезапно вспыхнул глубоким ультрамарином.
Девушка, вздохнув, отошла от окна и только тут спохватилась:
— А где отец?
— Мы поссорились, — негромко ответила донна Мария, — и он куда-то уехал.
Девушка хотела было сказать, отец вновь вернётся пьяным, но сдержалась. В конце концов, это было не её дело.
— Да, я боюсь, он вновь вернётся пьяным, — вместо неё сказала эту фразу мать.
Дон Родриго пригубил очередную рюмку рома и только сейчас заметил, что стемнело.
— Ничего себе, — пробормотал сеньор де Суэро, всё— таки выпивая рюмку, — уже так поздно.
Хуан Гонсало мрачно сидел за прилавком и вертел в руках пустую рюмку.
Хозяин таверны хотел было наполнить её, но юноша отрицательно покачал головой:
— Нет, сегодня я больше пить не буду.
Хозяин подозрительно посмотрел на него. В здешних краях ему редко приходилось видеть, когда посетитель отказывался от дармовой выпивки.
— Может, ты не здоров? — спросил он у Хуана Гонсало.
— Нет-нет, — тут же поспешил успокоить его юноша, — мне ещё предстоит дальняя дорога.
— У меня в таверне есть чудесные комнаты, они сдаются, — хозяин не хотел упустить клиента.
— Нет, я и так засиделся и скоро поеду.
— Ночью? — изумился хозяин таверны.
— Да, я спешу.
Конечно, в словах юноши было много противоречивого.
«Если он спешит, то почему дотемна засиделся в таверне? Если ему предстоит дальняя дорога, то почему бы не провести ночь под крышей?»
Однако у хозяина таверны забот хватало, и он вскоре забыл о своих подозрениях.
Дон Родриго сладко потянулся и крикнул:
— Сколько я должен?
Хозяин, прижмурив один глаз, назвал сумму.
Конечно, её можно было, и оспорить, но сеньор де Суэро понял: он не будет в состоянии подсчитать всего выпитого и съеденного за этот вечер.
— Чёрт с тобой, Санчо.
Сеньор де Суэро положил на прилавок банковский билет и добавил: