И Хуан Мануэль Ортего лёг на топчан у растопленного камина.
Санчо подошёл к младшему брату и прошептал ему на ухо:
— Завтра мы тебе покажем, берегись!
— Только не вздумай жаловаться отцу, — напомнил Мануэль.
— Была бы моя воля… — начал Хуан Гонсало.
— Вот в том-то и дело, что твоей воли над нами нет, — Санчо схватил своего младшего брата за плечо и пристально посмотрел ему в глаза. — Не вздумай ссориться с нами, а тем более, жаловаться отцу на нас.
— Я как-нибудь сам во всём разберусь, брат, — юноша перехватил руку Санчо и сбросил её со своего плеча, — будь осторожнее, Санчо.
Сеньор Ортего уже спал.
Спиртное сморило его.
Приезд дона Родриго де Суэро был назначен на полдень. Но сеньор Ортего выбрался в селение с самого утра. Конечно же, он оказался в таверне. А чтобы скоротать время, он подсел к своему старому приятелю Сальвадору. Вместе они решились осилить бутылку рома.
— Вот не люблю я вина, — сетовал старый Сальвадор, отпивая крепкую жидкость из небольшой рюмки, — от него только сырость в животе и никакого удовольствия. А ром согревает. Вот когда я плавал на корабле, мы никогда не брали, с собой вина больше, чем пару бочонков. Лучше запастись ромом, он и места меньше занимает. А если замёрзнешь, то всегда согреешься.
— Да, ром — это великое изобретение, — сеньор Ортего тоже прикладывался к рюмке, — правда, одно плохо — вином нельзя так напиться, как этой дрянью.
— От одной бутылки нам ничего не будет, — тут же спешил успокоить приятеля Сальвадор.
— Да, бутылку на двоих мы можем выпить, не опасаясь.
И мужчины выпили, заверив друг друга в вечной дружбе.
— Может, еще заказать? — предложил сеньор Ортего, когда бутылка опустела.
— Нет, вот приедет дон Родриго, узнаем, что ему от нас нужно, а тогда и выпьем, — сказал более рассудительный Сальвадор и подпёр голову руками, потому что с трудом удерживал её па весу.
Его седые волосы были спутаны как паутина, и сквозь жидкую седину светилась блестящая кожа. Глубокие морщины бороздили лицо ещё не такого уж старого мужчины. Обычно хитро поблёскивающие глаза слегка помутнели от выпитого.
Сеньор Ортего, хоть и был старше Сальвадора, выглядел куда моложе. Его волосы ещё не тронула седина, а лицо было гладким. Лишь только две глубокие морщины пролегли от переносицы, через весь лоб.
— Ты, наверное, всегда сидишь такой суровый, Хуан Мануэль, — сказала Сальвадор, — поэтому у тебя и морщины идут сверху вниз. Ты никогда не улыбаешься.
— А вот зато у тебя, Сальвадор, улыбка не сходит с лица, поэтому ты весь и сморщился, как печёное яблоко.
— Лучше быть весёлым, — заулыбался Сальвадор, — и мне плевать, что все называют меня стариком. Я-то знаю, что я моложе тебя.
— Не так уж мы с тобой и молоды, — признался сеньор Ортего.
— Ты как хочешь, а я молодой, — Сальвадор поднялся со своего места, широко развёл руки в стороны и громко запел.
Сеньор Ортего слушал его, роняя обильные пьяные слёзы. Песня была не очень замысловатой, да и Сальвадор не помнил всех слов, поэтому он беспрестанно повторял один куплет, смысл которого сводился к следующему:
Понятно, что так растрогало Хуана Ортего в этой песне, ведь он сам ещё не умер, да и жены у него уже десять лет как не было, но он всё равно плакал.
Наконец, Сальвадор смилостивился над своим другом и смолк.
— Тебе нравится эта песня?
— Очень.
— Может спеть ещё?
— Нет, не надо.
— Да, я сам иногда плачу, когда вспоминаю её…
— Кого?
— Песню, конечно. Потому что моя жена… — и тут Сальвадор сам расплакался.
— Тебе не кажется, что мы напились? — сделал довольно трезвое заключение сеньор Ортего.
— Да, Хуан Мануэль, мы напились.
— Ну и чёрт с ним, такая наша жизнь. Но больше рома мы не будем заказывать до приезда дона Родриго. Вот когда поговорим с ним, тогда выпьем ещё.
Мужчины скрепили обещание рукопожатием, и стали ждать.
Вскоре за окном таверны послышался шум. Застучали колёса, и посетители потянулись к выходу.
Вся площадь была запружена народом. Возле фонтана уже стоял экипаж дона Родриго де Суэро.
— А он ничего, — признался сеньор Ортего, разглядывая нового помещика.
Тот стоял уже в полный рост. Густая седая шевелюра трепетала на ветру. Зато в аккуратно подстриженной бороде и в ухоженных усах нельзя было отыскать ни единого седого волоска. Правда, красный нос выдавал в помещике такого же пьяницу, как и сам сеньор Ортего и его друг Сальвадор. Может, поэтому с самого начала сеньор Ортего проникся к нему уважением.