— А что ты будешь делать? — спросил парень.
— Я хочу написать письмо.
— Куда?
— Домой, отцу, в Испанию.
— В Испанию?
— Да, время от времени я пишу ему письма, рассказываю, как мы здесь живём. Конечно, я не пишу ему всю правду, я не хочу, чтобы он волновался и переживал. Я пишу, что всё у меня хорошо, что с жильём я устроилась, работа у меня есть, платят мне много.
— Зачем ты обманываешь, Марианна?
— Ну как… если я напишу правду, отец расстроится, а я слишком его люблю для того, чтобы расстраивать.
— Да, я тебя понимаю. К сожалению, писать я не умею, да мне и писать-то некому.
— Хуан, ты же говорил, у тебя есть братья.
— Да, есть, Санчо и Мануэль. Но они не ждут от меня никаких вестей, им всё равно, жив я, мёртв, есть я на этом свете или меня уже давным-давно нет. Они пьяницы и драчуны, я их люблю, а вот они меня абсолютно не любят. И честно признаться, я даже не знаю, чем они сейчас занимаются. Пока был жив отец, я работал на нашей земле и кормил их. Отец умер, землю забрали, дом сожгли. Не знаю, где они. Может, они устроились куда-нибудь, но скорее всего, их посадили в тюрьму, ведь они ужасные забияки.
— Я сочувствую тебе, Хуан, но поверь, мой отец не виноват в том, что ваш дом сожгли, не виноват. Он вообще-то добрый человек.
— Да я знаю, — с горечью произнёс Хуан, подошёл к окну, опёрся о подоконник и стал смотреть на улицу.
А Марианна, склонив голову, принялась быстро-быстро писать письмо.
«Странно, — думал Хуан, — я так далеко уехал, а всё время думаю о братьях, об отце, о своём доме. Вокруг чужие и незнакомые люди, которые не знают меня, и которых не знаю я. Вокруг идёт совершенно иная жизнь, но и здесь, так же, как и в моём маленьком селении Санта-Риберра, люди с утра до вечера гнут спины, зарабатывают жалкие гроши, мечтают о счастье. Они так же любят друг друга, пьют ром, веселятся, поют песни. И песни довольно похожие, и люди здесь, такие же, как у меня дома».
И тут, услышав скрип пера, Хуан медленно повернулся и стал смотреть на Марианну, которая время от времени покусывала кончик пера, а затем продолжала быстро писать.
Её лицо было сосредоточенным, на пухлых губах иногда появлялась лукавая улыбка.
«Как она красива, — подумал Хуан, — я никогда в жизни не видел такой красивой девушки. У неё прекрасные, глаза, замечательные волосы. Вот бы прикоснуться к ним! Они, наверное, мягкие, шелковистые… Вот бы сейчас подойти и обнять Марианну!»
Но тут же, Хуан Гонсало вздрогнул.
«Попробуй её обними, — подумал он, — бросится, как дикая кошка, лицо расцарапает, горло может перегрызть» — и он улыбнулся.
Марианна, почувствовав на себе взгляд парня, вскинула голову и, увидев улыбающееся лицо Хуана, спросила:
— Ты чего смотришь, смеёшься надо мной?
— Нет, нет, я просто смотрю, как ты пишешь, ведь я писать не умею.
— А хочешь, я тебя научу?
— Научишь? Это невозможно, я уже слишком большой.
— А какая разница, взрослый или ребёнок, главное, чтобы было желание.
— Хорошо, я согласен, — кивнул Хуан Гонсало.
— Ну вот, тогда я научу тебя писать и читать.
— Читать я немного умею, — признался парень, — моя мать, когда была жива, научила меня, а потом у меня больше уже не было времени. Надо было работать, с утра до позднего вечера, до самой ночи.
Марианна согласно кивнула, сложила письмо, спрятала в конверт, затем заклеила его и аккуратно написала адрес.
— А когда ты меня научишь писать? — спросил Хуан.
— Не знаю, когда будет свободное время, тогда и научу, конечно, если ты сам этого хочешь.
— Да, да, хочу, — кивнул парень.
— Тогда завтра же и приступим.
Парень благодарно улыбнулся девушке, отвернулся к окну и стал смотреть на улицу.
У входа остановилась коляска, из которой вывалились два подвыпивших матроса и стали колотить в дверь.
— Открывайте, открывайте быстрее! Это мы!
Дверь распахнулась, и послышался злой крик мадам Клотильды.
Матросы тут же присмирели.
— Никогда не думала, что придётся жить в таком ужасном месте.
— Это ещё не самое ужасное место, — пошутил парень.
— Хуже не бывает, вечно эти пьяные матросы, дикие крики, драки, поножовщина… Эти женщины, эта мадам Клотильда… Чёрт подери, были бы деньги, жили бы мы с тобой, Хуан, в какой-нибудь хорошей гостинице. У тебя, Хуан, была бы своя комната, у меня своя.
— А что, так бывает? — поинтересовался парень.
— Конечно, бывает. И может быть, когда-нибудь тебе придётся жить в другой гостинице, и тогда вспомнишь мои слова.
— Слава богу, что у нас есть хоть это жильё. Да ещё и мадам Клотильда берёт с нас вполовину меньше, чем с остальных. Наверное, я ей очень нравлюсь.